Рудольф Александрович рассматривает документы.
– Всё как обычно. Надежно, – сухо говорит Ибмас. – Вот реквизиты, они будут у вас и у Болотаева.
– У Болотаева? – удивился Голубев.
– А кто у вас исполнитель?
– Болотаев, – прошептал Голубев.
– Печати оставите у нас, как прежде, или заберете с собой?
– Как прежде.
– Кто бенефициарий? – Амёла почему-то стукнула кулаком по столу. – В такой ситуации, раз иных нет, я предлагаю вариант, когда вы – основной бенефициарий, а Болотаев, как положено в таких случаях, резервный.
– Болотаев?!
– Вы не доверяете ему? Не доверяете банку?
– Конечно, доверяю.
– Тогда, как и прежде, за труды и риск пропишем в условии договора сто тысяч долларов в месяц Болотаеву.
– Сто тысяч? – изумился босс.
– Вы хотите поменять прежние условия бенефициариев?
– Ну, – замялся Рудольф Александрович. – Не слишком ли много?
– Это ваша прежняя ставка или, – тут Амёла усмехнулась, – для чеченца многовато?
– Да нет, что вы? При чём тут нации… Просто с ним министр договаривался. Разве не так, Тота?
– Да, так, – согласился Болотаев.
Наступила пауза.
– Вам обоим виднее, – сказала Амёла. – Но я думаю, исходя из прошлой практики. Для верности – раз через три-четыре месяца вы фирму ликвидируете, то сто тысяч в месяц при таких суммах…
– Амёла! – перебил её Рудольф Александрович. – Ну зачем столько подробностей?
– Подробности? – теперь уже Ибмас в удивлении. – Вы его пригласили, ему сами всё доверили. Он исполнитель и бенефициарий, и он не должен знать? Хорошо. А как вы хотите?
– Я согласен. Согласен. Но без лишних подробностей. Ведь меньше будешь знать – дольше будешь жить. Правильно, Тота Алаевич?
– Так точно.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Амёла. – Словом, оформляем так же, как прежде, только меняем фамилию – Болотаев.
– Отлично! – хлопнул в ладоши Голубев.
– Тогда подписи обоих, где галочки… Поздравляю с открытием компании «Маршал»!
Когда они втроём вышли из банка, было уже темно.
– Мне надо торопиться в аэропорт, – сказал Болотаев.
– Тота, дорогой, – воскликнул Рудольф Александрович, – я бы с удовольствием проводил тебя, но мне самому надо собираться. Утром рейс, а дел, сам знаешь.
Они по-родственному обнялись.
– Смотри, не подведи нас, – говорил на ухо Голубев. – Видишь, какие бабки тебе отваливаем.
– Я постараюсь, постараюсь, – улыбался Тота.
– До встречи, – сухо попрощался Голубев.
– Я его провожу, – предложила Амёла.
– Ах да! – развёл руки Рудольф Александрович. – Тота для Амёлы Ибмас – Бог и царь… Позвольте откланяться. – Он церемониально поцеловал руку Ибмас. – Надеюсь, нас ещё ждут великие дела. – Он опустил затемненное стекло лимузина, помахал рукой.
…Вечером в Цюрихе пробки. Впритык прибыли в аэропорт. Всё делали бегом. Перед самым паспортным контролем сухо, по-деловому попрощались. Оба застыли. Вдруг она прильнула к нему, обеими руками схватила лацканы его пиджака:
– Тота, вы ведь в старости будете мне помогать? Не забудете? – Слеза покатилась по её щеке.
– О чём ты говоришь?! Какая старость? Нам ещё жить и жить.
– А мне кажется, что мы больше никогда не увидимся.
– Конечно, увидимся. У нас ещё столько дел!.. Всё хорошее у нас ещё впереди.
– Правда? Тота, и я ещё увижу ваш танец «Маршал»?!
– Да я и сейчас для тебя станцую… А ну, давай похлопай чуть-чуть. Поддержи меня!
– Тота, перестаньте. – Она от неожиданности прикрыла рот, но, увидев, как он, словно на сцене театра, вдруг встал на носки, во всю ширь раскинул руки и, как горный орёл, в этой завораживающей позе на мгновение застыл, она от восторга, позабыв обо всём, громко ахнула и стала хлопать. И под этот ритм Тота, стремительно гарцуя, двинулся в танце к жёлтой линии контроля – аж пограничник привстал…
* * *
По мнению Болотаева, во всём, если здорово поразмыслить, есть свои плюсы. Даже в тюрьме. Вот прожил бы он всю жизнь – всё время в суете, в мелких делах и заботах – и так бы не задумался о жизни, о том, что видел и пережил… А вот в тюрьме всё поминутно можно вспомнить, проанализировать.
…Ведь летел Тота из Цюриха в Москву, был уже поздний вечер, темно, а самолет взлетел, и такое чудо – прямо перед ним высоченные вершины Альп в лучах уходящего, усталого солнца они тоже побагровели, так загадочны и манят к себе. А ведь у него есть не менее величественные, а главное, родные горы – горы Кавказа. И Казбек, и Эльбрус даже выше Монблана, выше и по-родному краше даже, чем Альпы, однако, к его стыду, он фактически не бывал в своих горах. Да и в Чечне он мало был – то учился, то работал, то защита – одна-вторая. А теперь там мать, дети, семья. Там такие же прекрасные горы… И там снова начинается война. Подряд вторая война. И на сей раз к ней ведут по-другому. С идеологической обработкой, пропагандой и агитацией. И другого способа не придумали – стали в Москве и других городах России целые дома с жильцами по ночам взрывать. Всё на чеченцев списывать.
В такой атмосфере жить в Москве, тем более работать, чеченцу нелегко. А Тоте Болотаеву не хочется. Если бы кто знал, как ему тяжело в это госучреждение на работу ходить.
И самое интересное, он даже сам себе не может объяснить: почему он испытывает эти чувства в этом здании, на этой работе? Ведь по идее работа вроде бы на зависть. А после поездки в Цюрих и встречи с Амёлой многое, даже по цифрам, прояснилось, прояснился его гонорар, который гарантирует не министр, которого он более и не видел, а Амёла Ибмас, и она – гарант. И за такой гонорар – сто тысяч долларов в месяц – всё что угодно можно и якобы нужно делать. Однако, видимо, глоток швейцарской свободы сказался и одиночество Амёлы подействовало – ему очень захотелось домой, к семье, в Грозный. А для этого он на следующее утро пораньше явится на работу, заявление уже написано; так что заберет трудовую, сдаст удостоверение и – домой. Домой!
Почему он так не поступил? Ведь знал. Ведь чувствовал, что всё вокруг неладно. Что найдут козла отпущения. И раз взрывы домов в самом центре Москвы устраивают, и на чеченцев сваливают, то и здесь эти миллионы и миллиарды на него повесят… И даже пограничник, узнав, что он чеченец, бесцеремонно попросил его пройти в отдельный кабинет. Всё очень строго. И полковник буквально начинает допрос:
– Цель поездки? Для чего и к кому?.. Почему так быстро вернулся? Что в карманах? Где багаж?
Болотаев протянул удостоверение. Внимательно прочитав, полковник аж встал:
