– Свидетели есть? – спросил Брунетти.
Клаудиа хмыкнула.
– Хочешь, чтобы я туда сходил?
– Можно туда, а можно и в больницу, – сказала она.
– Что это за мост? Гляну, что там, и поеду в больницу.
– Минутку… Я записала его название. – На другом конце послышалось шуршание бумаги. – Мост Форнер. Это…
– Я знаю, где это, – перебил ее Брунетти.
– Прислать за тобой катер?
– Спасибо, Клаудиа, не надо. Я доберусь туда пешком за пятнадцать минут. Быстрее, чем на лодке.
– Ладно. Тогда жду тебя тут, в больнице. Приезжай, когда управишься.
Брунетти нажал на «отбой» и открыл дверь в спальню. Поставил трубку радиотелефона на базу и вернулся к кровати. В свете полной луны белокурая макушка Паолы, казалось, тоже излучала сияние. Брунетти включил прикроватную лампу, увидел, что уже почти два часа ночи, прошел к армадио и оделся возле него. Бросил пижаму на свою сторону кровати и присел, чтобы надеть туфли.
Выключил лампу, дал время глазам привыкнуть к лунному свету, после чего обошел кровать и потрогал супругу за плечо.
– Паола! Паола!
Ее дыхание изменилось. Она повернула голову в его сторону и что-то вопросительно пробормотала.
– Мне надо уйти.
Еще один невнятный звук.
– Я позвоню.
Снова бормотание.
Брунетти хотел было сказать, что любит ее, но это не те слова, в ответ на которые хочешь услышать невразумительный лепет…
Уже в холле он накинул пальто и тихонько вышел из квартиры.
Ночь выдалась туманной. Каиго
[27] – типичное для Венеции влажное марево, которое забивается в легкие, застилает глаза и оставляет на мостовых липкую скользкую пленку… Брунетти направился к Риальто, почти наслаждаясь ощущением одиночества в этом пустом городе, окутанном сероватой мглой, которая гуще, чем дымка, но еще не настоящий туман. Комиссар остановился и прислушался, но шагов не услышал. Он двинулся дальше, к кампо Сан-Апональ. Еще немного – и он будет на месте, где произошло нападение, повлекшее за собой боль и увечья, но душевного дискомфорта Брунетти не испытывал. Только спокойствие, ведь он снова в той, давнишней Венеции, которой уже нет, – сонном провинциальном городе, где мало что происходит и улицы часто безлюдны.
Едва Брунетти вышел на кампо, как мимо него, глядя под ноги, прошел человек. Мимо церкви медленно шли мужчина и женщина. Они держались за руки и, как зачарованные, глазели по сторонам. Подойдя ближе, Брунетти услышал стук их походных ботинок, а когда поравнялся с парочкой, увидел и тяжелые рюкзаки. Прохожие его не заметили, и он подумал, что так и должно быть.
Комиссар пересек кампо, направляясь к церкви Сан-Кассиано. В темноте почти не было видно ориентиров, но он доверился своим ногам, помнившим все эти узенькие мостики и еще более узкие ка́лли
[28], к которым они ведут. Оставив Сан-Кассиано по правую руку, Брунетти перешел через мост, оттуда – вниз, потом – направо, налево, опять через мост… Наконец впереди, метрах в пятидесяти, дымку проре´зал луч фонарика, направленный в сторону Гвидо.
– Эй, прохожий! Мост перекрыт, – прозвучал спокойный мужской голос. – Возвращайтесь к калле-дела-Реджина.
Человек говорил на венециано, как будто среди ночи по городу могли бродить только местные.
– Это я, Брунетти, – представился комиссар, даже не остановившись.
– А, комиссарио! Доброе утро! – сказал мужчина, и свет фонарика метнулся вверх-вниз, когда он поднял руку, отдавая честь.
Для Брунетти до сих пор оставалось загадкой, почему по мере приближения к мосту туман редел. Встретивший его офицер, наверное, тоже это заметил: он выключил фонарик и снова повесил его на пояс. Офицер был из муниципальной полиции, то есть подчинялся другому ведомству. Тут внимание комиссара привлек шум и мужские голоса у офицера за спиной.
– Там работают криминалисты? – спросил Брунетти.
– Да, синьоре.
После этих слов дымка на другом конце моста внезапно рассеялась – там появился источник яркого света.
Брунетти поспешил к мосту, и патрульный последовал за ним. Возле первой ступеньки комиссар остановился и крикнул:
– Это Брунетти! Можно мне подняться?
– Да, синьоре, – отозвались с моста.
Гвидо взошел на середину, отметив про себя толщину металлических перил. Офицер муниципальной полиции постоял, а потом повернул назад, к калле – останавливать случайных прохожих.
Сверху было прекрасно видно двух криминалистов в белой спецодежде, исследующих место происшествия строго по протоколу. Они как раз подбирали с земли все, что теоретически могло принадлежать жертве или предполагаемому злоумышленнику. Амброзио из отдела Боккезе, высокий и пугающе худой даже в этой пухлой белой робе, поднялся по ступеням моста наверх, к комиссару.
– Мы как раз проверяем, не упало ли на мостовую что-то еще, когда пострадавший рухнул на землю.
– У врача, с которым беседовала Гриффони, сложилось впечатление, что его схватили и стащили вниз по ступенькам, – сказал Брунетти.
– Я вас понял, синьоре, – отозвался Амброзио тем вежливым тоном, каким технические специалисты обычно отвечают на предположения коллег. – Она уже звонила нам и все рассказала. Мы ищем свидетельства постороннего присутствия. И хоть что-то, что поможет нам понять, что же тут произошло.
Криминалист кивнул в сторону своих занятых делом коллег.
– Свидетели? – спросил Брунетти.
Амброзио пожал плечами.
– За то время, пока мы работаем, пару человек выглядывали из окон – посмотреть, что мы делаем. Когда мы спросили, не слышали ли они что-нибудь, нам ответили, что нет.
Опрос потенциальных свидетелей не та работа, которую положено выполнять криминалистам. Брунетти сказал:
– Утром пришлем сюда людей, они опросят местных.
Il Gazzettino и La Nuova Venezia наверняка напишут о несчастном случае, и комиссар мысленно сделал пометку: поручить кому-нибудь из своих позвонить в редакции, пусть газетчики попросят в статье всех, кто видел или слышал что-то подозрительное возле церкви Сан-Стае, связаться с квестурой. Толк от этого бывает редко, но почему бы не попробовать?
Брунетти окликнул мужчину по ту сторону моста:
– Можно мне спуститься?
– Да, синьоре. Мы уже исследовали территорию.
– Что-нибудь нашли? – спросил Гвидо, спускаясь к криминалистам.
– Обычный уличный мусор: сигаретные окурки, билет на вапоретто, конфетный фантик.
