– Вам туда нельзя.
– Я жена этого человека! – воскликнула профессоресса.
Это заявление не возымело на медсестру ни малейшего эффекта. Она повторила:
– Вам туда нельзя. – И, чуть смягчившись, добавила: – По крайней мере, пока его не уложат на кровать.
– Где тут можно присесть? – спросил Брунетти, которому не терпелось вернуться в квестуру. Но не оставлять же профессорессу здесь одну, пока она не убедится, что ее муж устроен должным образом!
Гвидо покосился на наручные часы, понятия не имея, какое время они показывают. Может, семь утра, а может (кто бы удивился!), и полдень. Комиссару казалось, что он пробыл в больнице так долго, что цифры на циферблате перестали быть маркерами и разделителями событий. Надо же! Всего лишь начало десятого!
– Там, за лифтами, – зал ожидания, – сказала медсестра, поднимая телефонную трубку.
К услугам ожидающих были уже привычные пластиковые стулья, соединенные по пять в ряд. У Брунетти этот жуткий красновато-оранжевый цвет ассоциировался исключительно со страданием.
Он подождал, пока синьора Кросера займет ближайшее к двери сиденье, и, глянув на соседний с нею стул, куда она – вряд ли случайно – поставила свою сумку, тоже присел.
– Могу ли я вас кое о чем спросить, профессоресса?
– Вы уже спрашивали, – отозвалась она, все еще глядя на дверь.
– Знаю. Простите, но придется побеспокоить вас снова. Если подтвердится предположение, что на вашего мужа напали, это уже преступление, и моя работа – найти злоумышленника. Единственное, что я могу, – это изучить недавнее прошлое вашего супруга. Не случалось ли с ним чего-то необычного, загадочного, не сказал ли и не сделал ли он чего-то такого, что спровоцировало преступника?
Женщина молча слушала.
– Странные телефонные звонки? Темы, которые он не желал обсуждать? Люди, с которыми не хотел разговаривать? Может, все это из-за проблем с вашим сыном?
Не дождавшись ответа, Брунетти продолжил:
– Вы говорили, что беспокоитесь за сына. Ваш муж, наверное, разделял вашу тревогу?
– А вы бы не беспокоились? – сердито спросила женщина.
– Конечно, синьора, как и любой отец, – мягко ответил Брунетти и добавил: – И любая мать.
Странно… Он и не заметил, как перестал обращаться к ней с добавлением официального «профессоресса» и перешел к обычному «синьора», уравняв ее тем самым с другими женщинами.
Синьора Кросера отвернулась, поглубже села на стул и посмотрела на открытый дверной проем.
– Кажется, я вам говорил, что у меня тоже двое детей, и оба подростки. Я постоянно беспокоюсь о них и о том, что с ними может случиться.
Даже не удостоив его взглядом, женщина спросила вежливым, нейтральным тоном:
– Вас этому учат в полицейской школе, комиссарио? Как завоевать доверие допрашиваемого…
Ее вопрос задел Брунетти, но не обидел. Вообще-то смех в таких ситуациях – редкая роскошь, и он не устоял. Чем удивил профессорессу.
– Не совсем так, синьора, – сказал Гвидо, отсмеявшись. – Только доверие допрашиваемых-мужчин: с ними можно поговорить о футболе. Когда я устраивался на работу в полицию, меня вообще не предупреждали, что придется опрашивать и дам. Думаю, наши наставники свято верили, что все женщины сидят дома и воспитывают детей.
Брунетти вновь стал серьезным и сказал:
– Я хочу найти того, кто причинил вред отцу ваших детей, синьора, и прошу вас мне помочь.
Снова повернувшись к нему лицом, она спросила:
– Даже если тем самым я подвергну опасности сына?
– Ваш сын слишком юн, чтобы опасаться закона. Худшее, что может с ним случиться, – его отправят поговорить с социальным работником или психологом, но и то лишь в том случае, если судья сочтет, что он настолько зависит от наркотиков, что нуждается в профессиональной помощи.
Женщина опять отвернулась к двери.
– Но что, если то, что я вам расскажу, подвергнет моего сына большей опасности? – спросила она.
Брунетти прокрутил эту фразу в голове. «Большей опасности». Большей, нежели уже подвергся отец ее мальчика? Большей, нежели та, что угрожает Сандро сейчас, потому что дилер, вероятно, каким-то образом узнал, что его мать ходила в полицию? Может, отец решил с этим покончить и именно дилер поджидал его на мосту?
– Вы опасаетесь человека, который продает Сандро наркотики? – спросил Брунетти.
Синьора Кросера посмотрела на него.
– Только если полиция с ним не справится, комиссарио. – И, прежде чем Брунетти успел возразить, что она преувеличивает, женщина продолжила: – Ведь что бы вы там ни предприняли, дилеры все равно будут делать что хотят.
– Ваш супруг разговаривал с Сандро? – спросил Брунетти, которому не хотелось обсуждать возможности полиции.
Этот вопрос удивил профессорессу, и комиссар получил возможность понаблюдать за тем, как она размышляет, что ему ответить.
– Этого я вам сказать не могу, – наконец проговорила женщина, и у Брунетти снова осталось как минимум два варианта трактовки этой фразы.
– Что бы мы ни предприняли в отношении дилера, вашего сына это под угрозу не поставит, – не сдавался Гвидо.
– Даже если вы арестуете его на следующий день после нападения на моего мужа?
– Нет, если дилер будет арестован за распространение наркотиков. Я уверен, что ваш сын не единственный, кто покупает у него товар.
Синьора Кросера переплела пальцы и сказала:
– Мне нужно подумать. И посоветоваться с мужем.
Сохраняя нейтральное выражение лица, Брунетти ответил:
– Он, возможно, не вспомнит, что произошло.
При сильных травмах головы такое бывает – комиссар прекрасно это знал.
– Нет, – произнесла синьора Кросера и уже уверенно повторила: – Я хочу посоветоваться с мужем.
Брунетти понял, что настаивать бесполезно. Как и ей думать, что она может посоветоваться с мужем о чем бы то ни было. Испытывая замешательство, комиссар встал со стула.
– Простите, но я не знаю имени вашего супруга…
Женщина изумленно глянула на него, потом на дверь, куда увезли ее мужа, и в этом взгляде было столько сострадания и нежности, что Брунетти быстро отвел глаза.
– Как странно, – медленно проговорила профессоресса Кросера, и комиссар снова сосредоточил внимание на ней.
– Простите? – переспросил он. – Боюсь, я не уловил вашу мысль.
Она улыбнулась – первая искренняя улыбка за сегодняшний день, которая сразу сделала ее лицо гораздо моложе.
– Обычно это женщина – бессловесный придаток к мужу.
Ее лицо внезапно напряглось, губы сжались. Брунетти испугался, что она снова заплачет.
