Клаудиа села, скрестила руки на груди и вытянула ноги. Брунетти устроился рядом, вполоборота к ней – приятели, решившие поболтать.
– У меня две тетушки, – сообщила Гриффони, глядя на свои ноги, а не на собеседника. – У обеих Альцгеймер. Вернее, начальная стадия заболевания. Обе перескакивают с темы на тему, неожиданно, без всякой логики. Говорят о рыбе и вдруг – о железной дороге, или о своих детях, или о жвачке на мостовой. Если мне надо поговорить с ними о чем-то конкретном, приходится постоянно их одергивать. Вот, к примеру, жвачка. Тетушка сосредоточивается на минуту, и мы спокойно обсуждаем жвачку, но вдруг она заводит речь о Мехико или Лурде. Мне снова приходится спрашивать ее о жвачке, и мы говорим об этом еще немного. И вдруг она интересуется, действительно ли я решила учиться в университете или где куплен этот свитер. К тому времени, когда я снова упоминаю о жевательной резинке, тетушка успевает напрочь о ней забыть.
– И?..
– Синьоре Гаспарини далеко до моих тетушек, но она пользуется таким же приемом. Возможно, ей просто не хотелось говорить об аптекаре. Я спрашиваю ее о дотторе Донато, а она в ответ – где я купила эти туфли. Говорю: на кампо Сан-Леонардо, магазин напротив той самой аптеки, а она – знаю ли я, что в здании бывшего кинотеатра Italia на кампо Сан-Леонардо теперь супермаркет? Пришлось поговорить с ней и о супермаркете. Это как в бильярде: шары катятся по непредсказуемым траекториям, иногда возвращаясь туда, откуда стартовали. Нам с синьорой Гаспарини удавалось вернуться к исходной точке, только если я силой утаскивала ее обратно. О синьоре Донато она говорила с восхищением и признательностью, но было в ее тоне что-то еще…
Гриффони переменила позу и закинула ногу на ногу.
– Мне показалось, – продолжала она, покачивая ногой, – что она как будто его опасается, но боится в этом признаться даже самой себе. – Клаудиа уперлась ладонями в сиденье и после недолгого раздумья встала со скамьи и сказала: – Полагаю, на сегодня достаточно. По домам! Обсудим это позже.
Она свернула к кампо Сан-Барнаба (там была ближайшая остановка вапоретто) и уже через мгновение скрылась в толпе, которая двигалась в том же направлении и которой, по идее, в это время года тут вообще неоткуда было взяться.
Брунетти пошел не домой, а в бар и заказал кофе. Ожидая, пока его принесут, комиссар позвонил синьорине Элеттре, назвал ей имя аптекаря и попросил навести о нем справки. Она спросила, не нужно ли ему еще что-нибудь, и, получив отрицательный ответ, повесила трубку.
Комиссар сам прошел к кассе, чтобы рассчитаться, и удивился, услышав цену – евро и двадцать центов. Брунетти заплатил без возражений, но, уже выйдя на калле, задумался: то ли его обсчитали, то ли цены со вчерашнего дня выросли, ведь вчера он заплатил на десять евроцентов меньше.
«Или мы и вправду мелочные?» – подумал Гвидо, направляясь к кампо Сан-Барнаба.
С высоты прожитых лет ему казалось, что в их семье бедность всегда уживалась со щедростью, но, может, память все же несколько приукрашивала поступки его родителей? Отец нередко приводил в дом незнакомых мужчин, которых называл друзьями, и усаживал их обедать или ужинать, и его собственная слегка поношенная одежда часто пропадала из шкафа после визита двоюродной сестры матери, жившей в Кастелло с шестью ребятишками и неизменно безработным мужем. Семья Брунетти ничего не имела, но у них все равно находилось, чем поделиться с теми, у кого было еще меньше.
– И если не мы настоящие венецианцы, то кто же тогда? – спросил Гвидо вслух, к немалому изумлению женщины, с которой они как раз поравнялись на кампо.
За мостом Академии он повернул направо, потом налево и зашел в первую же угловую аптеку. За прилавком стояла его одноклассница и первая fidanzata
[59] Беатриче Росси. Она встретила Брунетти улыбкой, как и каждый раз на протяжении уже многих лет.
– Смотрите, кто к нам пришел! – воскликнула Беатриче, обращаясь, очевидно, к тому же невидимому собеседнику, что и он сам на площади пять минут назад.
Она вышла из-за прилавка, и они расцеловались – счастливые в супружестве мужчина и женщина, которые лет тридцать назад думали, что их счастье будет общим. Глядя на ее лицо, за морщинками в уголках глаз и рта Гвидо видел сладко пахнущую девочку, которая в первый же день в liceo села рядом с ним на уроке истории.
– Все охотишься на плохих парней? – Этот вопрос стал у нее уже шаблонным.
– А ты все торгуешь наркотиками? – У Брунетти имелся на него шаблонный ответ. – Может, пойдем выпьем кофе? – спросил он, зная, что, проработав много лет в этой аптеке, она могла распоряжаться своим временем, как хотела.
– Не могу, Гвидо. Лючилла болеет, и мне сейчас помогает лишь девочка, которая не умеет читать рецепты. – Беатриче посмотрела по сторонам. – Но мы можем поговорить здесь, пока никого нет.
Время от времени она делилась с ним тем, что знала о жителях района, в том числе и о клиентах своей аптеки. Что не обсуждалось никогда – медицинская и любая другая конфиденциальная информация. Лишь раз или два Беатриче пересказала Брунетти местные сплетни, и то после заверений в том, что эти сведения очень ему нужны.
– Кто тебя интересует на этот раз? – спросила она с непосредственностью старой знакомой и, когда он удивился такой прямоте, улыбнулась: – Гвидо, я вижу охотничий блеск у тебя в глазах! Его ни с чем не спутаешь.
Брунетти улыбнулся в ответ и не стал возражать.
– Дотторе Донато, твой коллега.
Беатриче открыла рот от удивления.
– О господи! – выдохнула она. – Он-то чем тебя заинтересовал?
– Его имя всплыло в одном деле, и мне хотелось бы узнать о нем больше. Может, мне и не придется тратить время, раскапывая что-то еще.
Возможно, это и была полуправда, но точно не обман.
– Откуда ты о нем узнал? – спросила Беатриче.
– Из разговора, – ответил Гвидо.
Беатриче засмеялась.
– Еще немного – и ты откажешься назвать мне имя своей жены! – проговорила она и снова расхохоталась, уже над собственной шуткой.
Брунетти сжал губы и вскинул брови, испытывая нечто очень близкое к… смущению.
– Ладно, Беатриче. Я действительно предпочел бы об этом не рассказывать. Все, что мне нужно, – понять, что этот дотторе Донато собой представляет. В общих чертах.
– Ну, хотя бы намекни, – попросила она.
Сначала он подумал, что Беатриче шутит, но потом отдал должное ее здравомыслию. К чему ей рассказывать о сексуальных предпочтениях Донато, если окажется, что его дети замешаны в деле об угоне машин на материке? Или он бьет жену… Или жена бьет его…
Гвидо пришлось как следует поискать нужные слова.
– Способен ли он нарушить правила, чтобы заработать больше?
