Брунетти перегнулся через стол, чтобы взять карандаш. Нажал несколько раз на колпачок, и показался тоненький грифель. Комиссар какое-то время рассматривал его, потом снова нажал на колпачок и кончиком пальца вставил грифель обратно, до упора. И только после этого поднял глаза на Вианелло.
– Кто это? – спросил Гвидо.
– Костантино Белли.
Брунетти от удивления уронил карандаш.
– Где он сейчас?
– Последнее, что я слышал о нем недели две назад, – его выписали из больницы и он дома. То есть у матери.
– У матери… – задумчиво протянул Брунетти.
Вианелло закинул ногу на ногу и стал ею помахивать.
– Не знаю, стоит ли говорить об этом, но надежных улик против него у нас не было.
– Надежных улик не было, – повторил Брунетти. – Но предположить правду мы можем…
Если Вианелло и колебался, то всего лишь мгновение.
– Для обвинительного приговора предположений недостаточно, Гвидо. Судьи предпочитают факты.
Брунетти усмехнулся.
– Я предупреждал тебя насчет сарказма, а, Лоренцо? Людей это только злит.
– Извини, – сказал Вианелло. – Больше не повторится.
– Лючия Ардити на три дня попала в больницу после того, что с ней сделали, – злым голосом сказал Брунетти. – По свидетельствам врачей, эту девушку насиловали и прижигали ее тело сигаретами. В ее собственной квартире. В ее постели. – Он и сам слышал в своем голосе ярость, поэтому сделал паузу и, успокоившись, продолжил: – Лоренцо, ты читал отчет парамедиков скорой помощи! Когда они приехали, Лючия сказала, что ее изнасиловали.
– А потом передумала и заявила, что все произошло по взаимному согласию, – подхватил Вианелло тоном адвоката.
– На чьей ты стороне? – спросил у него Брунетти.
Инспектор скрестил руки на груди и посмотрел на него через стол.
После короткой паузы комиссар сказал:
– Прости, Лоренцо.
Вианелло передернул плечами.
– Белли – испорченный маленький засранец. Ты это знаешь, Гвидо, и я тоже. И нам известно, что он сделал с Лючией Ардити. И что сомнений быть не может, ни малейших. – Вианелло подождал, пока Брунетти кивнет в знак согласия, и продолжил: – Но судья скажет, что в том, что касается Лючии Ардити, – это лишь наши догадки, ведь предполагаемая жертва заявляет, что он на нее не нападал.
Вианелло дал коллеге возможность возразить, но тот промолчал.
– И что, учитывая ее многократные свидетельства и отсутствие веских улик, он не видит ни малейшей возможности возбудить против Белли уголовное дело. – Возражений опять не последовало, и Вианелло продолжил: – Девушка говорит, что в тот вечер у них был секс и она рассказала об этом своим друзьям в фейсбуке, помнишь? – Тон инспектора едва заметно изменился, когда он процитировал: – «По старой памяти».
Их с Брунетти взгляды встретились.
– Ты ведь читал материалы дела, Гвидо. В своем посте, доступном для друзей, Лючия обо всем рассказала. И что Костантино сейчас в ду´ше, и что она поступила правильно, порвав с ним.
Тут Вианелло ненадолго умолк, словно давая себе и Брунетти, людям другого поколения, время осознать, что кто-то вообще может написать такое и выставить на всеобщее обозрение.
– И когда ее доставили в больницу… – начал Брунетти.
– Не важно, что подумали врачи и что она сама говорила при поступлении в больницу, Гвидо. Нам она заявила, что все произошло по взаимному согласию.
Комиссар хотел что-то произнести, но Вианелло опередил его:
– Имеет значение только то, что она сказала и продолжает говорить. Что после его ухода она заснула, а когда проснулась, увидела кровь на простынях и позвонила в скорую, и ее увезли.
– А ожоги от сигарет? – спросил Брунетти.
– Лючия утверждает, что это получилось случайно, – глухо отозвался Вианелло.
– А сообщение от его матери? – спросил комиссар, но искреннего любопытства в его голосе не было; не так давно они получили ответ на этот вопрос.
– И это ты тоже читал, Гвидо. Синьора Белли отправила девушке эсэмэску с пожеланием скорейшего выздоровления и упомянула о том, что приятелям Костантино не терпится посмотреть видеозаписи, которые он сделал. – Инспектор жестом попросил коллегу не перебивать его. – У синьорины Элеттры нет официального доступа к данным мобильных операторов. Мы получили эту информацию незаконно.
– Это ничего нам не дает, – вынужден был признать Брунетти. – Старая кляча не уточнила, что это за видеозаписи. Если мы спросим ее об этом, она будет клясться, что на них первое причастие ее Костантино.
Комиссар встал и прошел к окну, но и на противоположной стороне канала не нашлось ничего, что помогло бы ему успокоиться. Он вернулся за стол.
– Это потому, что у нас дочери? – спросил Гвидо у Вианелло.
– Это потому, что мы люди, – ответил тот.
Рассуждать об этом было бессмысленно, поэтому Брунетти произнес:
– Тот, второй осведомитель назвал имя Белли?
Вианелло кивнул.
– Да. Говорит, в компании шла речь о том, что случилось с Белли. Кто-то посмеялся – мол, Костантино давно напрашивался на взбучку, а один сказал, что, по слухам (а им можно верить, потому что источник в квестуре), Белли вызывали на допрос по делу Лючии Ардити.
Он умолк, ожидая от Брунетти комментариев или вопросов. Но, не дождавшись, продолжил:
– Для того чтобы мой осведомитель вспомнил, кто именно это сказал, ему нужна денежка.
– И что ты будешь делать?
– Вот, пришел посоветоваться с тобой.
– А сам-то что думаешь? – спросил Брунетти.
Вианелло опустил руки.
– Думаю, лучше замять эту историю. Скажу осведомителю, что не верю ему и нас это не интересует.
– Хотя прежде как будто интересовало, – не удержался от замечания Брунетти.
– Сам подумай, Гвидо! – мягко ответил Вианелло.
– Подумал.
Их взгляды встретились. Брунетти сжал губы и дважды глубоко вдохнул, но промолчал. Они оба знали, что синьорина Элеттра читала отчет парамедиков (о том, что Лючия Ардити сначала рассказала им и от чего потом отпиралась) и что это она позже нашла СМС-сообщение от матери этого мерзавца Белли в телефоне Лючии. Неудивительно, что теперь Вианелло собирается сказать своему информатору, что не верит в утечку данных из квестуры.
«Дело дрянь», – сказал себе Брунетти, глядя на стену перед собой. А что, собственно, он знает – или не знает – о синьорине Элеттре? Он смотрел в пустоту достаточно долго, чтобы заключить: Вианелло прав.
Нарушая извечное табу «родители не должны интересоваться сексуальной жизнью своих детей», Гвидо мысленно обратился к покровителю всех юных душ и попросил его, чтобы первым возлюбленным Кьяры стал хороший парень, который любил бы ее. Не надо ни ума, ни богатства, ни красоты, ни каких-то особенных достоинств. Пусть просто будет хорошим парнем и любит Кьяру!
