– Ей восемьдесят с лишним, Гвидо, и какой бы симпатичной я ей ни казалась – для того чтобы поболтать, посплетничать, – решения все равно принимает мужчина.
– Ты так спокойно об этом говоришь, – заметил Брунетти.
– Особенности людей ее поколения, – сказала Клаудиа. – И еще: не думаешь же ты, что она тратит столько денег на косметику, чтобы оставаться привлекательной для женщин?
На этот вопрос можно было не отвечать – они уже стояли перед дверью. Брунетти позвонил и объяснил Беате, что они пришли, чтобы еще раз побеседовать с синьорой. Она без малейших колебаний открыла, и полицейские вошли во внутренний двор.
Молодая женщина встретила их улыбкой.
– Padrona так обрадовалась вашему приходу! Только об этом и говорит. Хорошо, что вы нашли время зайти к ней еще раз.
Беата отступила, впуская их в квартиру, а потом провела по коридору.
Перед дверью в гостиную она произнесла:
– Минутку, пожалуйста! Скажу госпоже, что вы сейчас войдете!
– Да, конечно, – отозвался Брунетти, к которому обращалась молодая женщина, игнорируя Гриффони.
Из комнаты донеслись голоса, но слов было не разобрать; затем Беата вышла и распахнула перед гостями дверь. А когда они вошли, вышла и притворила ее за собой.
Синьора Гаспарини сидела на прежнем месте, и со стороны могло показаться, что она даже не шелохнулась. Драконы тоже никуда не делись, как и полоски на юбке, тянувшиеся от талии вниз, к причудливым домашним туфлям. И тремор… Подергивание головы, даже очень слабое, бросалось в глаза из-за красного облака волос, которое вдруг резко колыхалось вбок и обратно.
– Как приятно снова вас видеть, – проговорила синьора Гаспарини, глядя исключительно на Брунетти и улыбаясь ему с искренним удовольствием, и даже приветственно протягивая к нему руки.
– А нам – снова видеть вас, синьора, – отвечал он, отодвигаясь, чтобы старуха увидела и Гриффони. – В такой прекрасный дом всегда приятно возвращаться. Тем более когда тебе так рады.
Синьора Гаспарини посмотрела на Клаудиа и кивнула – холодно, как незнакомке.
– Вы правы, – сказала пожилая женщина, оглядывая свою гостиную, будто впервые ее видела. – Здесь очень красиво. Когда-то это был рабочий кабинет моего деда, но теперь я принимаю тут гостей. – Она улыбнулась и обвела комнату рукой. – Это помещение дает представление о нашей семье.
Изменилась ли периодичность этих судорожных подергиваний с прошлого раза, определить было невозможно, и Брунетти одернул себя – есть вопросы поважнее.
– Ваша правда, синьора! – подхватила Гриффони, глядя по сторонам так, словно не могла наглядеться. – Интерьер, мебель – все прекрасно.
Синьора Гаспарини, которая, судя по всему, так ее и не узнала, улыбнулась – приятно, когда твой дом так нахваливают. Она пригласила гостей присесть, что и было исполнено.
– Не могли бы вы напомнить мне цель вашего визита? – Хозяйка старалась держаться уверенно, но все же не сумела скрыть замешательства – зачем они вернулись?
У Брунетти это вызвало острую жалость. Гриффони права: синьора Гаспарини сильная и не ждет от жизни поблажек.
– Мы пришли по просьбе вашего племянника, – начал комиссар и тут же, во избежание долгих объяснений, добавил: – Синьора Туллио. Он просил помочь вам разобраться с купонами. Но боюсь, я до сих пор мало что понимаю, поэтому прошу вас помочь мне. Думаю, тогда мы сможем вернуть вам наличные деньги.
«Наличные» – слово-талисман, которое должно ее заинтересовать.
– Помочь вам? – с недоумением переспросила хозяйка дома.
– Да, синьора. Не могли бы вы пояснить, как эти купоны попали к вам в руки? Не уверен, что мне удастся убедить доктора Донато вернуть вам деньги, пока я не разберусь, что к чему.
Синьора Гаспарини судорожно сцепила руки на коленях.
– Все дело в рецептах, – проговорила она.
– В каких рецептах, синьора?
– Тех, что выдают мне каждый месяц. Потом я иду в аптеку, отдаю рецепт и получаю лекарства.
– Понимаю. И вы, конечно же, лишь частично оплачиваете стоимость этих лекарств?
– Разумеется! Это наименьшее, что положено мне за те налоги, которые я платила всю жизнь.
«Действительно, почему богатые не могут получить хоть что-то от системы здравоохранения, которую они тоже оплачивают?» – подумал Брунетти.
Клаудиа рядом с ним еле слышно шепнула: Brava!
[71] И похоже, пожилая дама тоже ее услышала.
Она посмотрела на Гриффони.
– Попомните мои слова, милочка: когда доживете до моих лет, вам ничего не достанется! Эти свиньи все разворуют.
– Не могли бы вы назвать эти лекарства, синьора? – вмешался в разговор Брунетти, чтобы увести его из столь опасных вод.
– Даже не спрашивайте! Доктор что-то выписывает, я принимаю…
Можно было понять нежелание синьоры Гаспарини перечислять свои болезни, хотя симптомы были очевидны: тремор, судорожные подергивания, провалы в памяти…
– Понимаю, синьора. А купоны?
– Иногда, когда у меня слишком много дел и голова занята другим, я забываю взять с собой рецепт.
Она говорила так, словно дни ее были наполнены деловыми встречами и совещаниями, хотя на деле проводила их в этой гостиной, без книг, телевизора и общения.
– И что происходит в таких случаях, смею вас спросить?
– Дотторе Донато знает, как важны эти лекарства для моего здоровья, но без рецепта он не может подать документы в органы здравоохранения.
– Это правда, – пробормотала Гриффони словно бы ненамеренно.
– И что же он делает, синьора, чтобы вам помочь? – поинтересовался Гвидо.
– Просит заплатить за них полную цену вместо тех двух евро, что они должны мне стоить, и дает мне купон.
Женщина посмотрела на полицейских, и оба ей улыбнулись. Приободрившись, она поманила их скрюченным пальцем, после чего указала на дверь – мол, чтобы не подслушала Беата. И, понизив голос, продолжила:
– Дотторе Донато говорит, что в таком случае он может добавить к стоимости купонов двадцать процентов!
Брунетти и Гриффони улыбнулись, а последняя даже заметила одобрительно, как будто провизор заслуживал звания образцового гражданина:
– Это очень любезно с его стороны, синьора!
– А ведь он мог бы этого и не делать. Но дотторе Донато – добрый человек. – Синьора Гаспарини произнесла это с улыбкой, продемонстрировав совершенство своих зубов. И вдруг выпрямилась в кресле и улыбка исчезла с ее лица. – Ведь от этого никому не будет вреда?
– Никакого вреда, что вы! – заверила ее Гриффони.
