Зазвонил телефон. Она с легким недовольством взяла трубку:
– Флавия Петрелли слушает!
– Синьора, не могли бы вы уточнить, как скоро вы выйдете? – спросил мужской голос.
– Через пять минут!
Флавия всегда так отвечала, независимо от того, стояла ли уже на пороге или собиралась провести в костюмерной еще полчаса. Подождут!
– Дарио, кто принес цветы? – спросила певица, прежде чем мужчина успел нажать на отбой.
– Их привезли на лодке.
Гм… Это Венеция, и иной способ доставки был маловероятен, поэтому Флавия поинтересовалась только:
– Известно, кто их прислал? Чья это была лодка?
– Понятия не имею, синьора! Двое мужчин доставили цветы к входу. – И после краткого раздумья Дарио добавил: – Лодки я не видел.
– Они не называли каких-нибудь имен?
– Нет, синьора. Я подумал… если роз так много, вы наверняка знаете, от кого они.
Оставив последнюю реплику без ответа, Флавия повторила: «Еще пять минут!» – и повесила трубку. Марина уже ушла, забрав с собой парик и платье. Флавия осталась сидеть в тишине и одиночестве гримерной.
Посмотрев в зеркало на свое отражение, она схватила сразу несколько салфеток. Певица терла лицо до тех пор, пока с него не сошел почти весь грим. Потом вспомнила, что у выхода ее ждут, подкрасила ресницы и положила под глаза немного консилера, чтобы скрыть следы усталости. Выбрала из множества помад на столике одну и аккуратно накрасила губы. На Флавию накатила волна усталости, и женщина смежила веки, ожидая, когда прихлынет адреналин и она почувствует себя лучше. Вскоре певица открыла глаза, посмотрела, что лежит на столике, достала из ящика хлопчатобумажную сумку и смахнула туда свои вещи: косметику, гребешок, щетку для волос, носовой платок. С некоторых пор Флавия перестала брать с собой на работу мало-мальски ценные предметы – и не важно, о каком театре шла речь. В Ковент-Гардене у нее однажды украли пальто; в Опере Гарнье – записную книжку. Причем из сумочки, которую она оставила в ящике стола, больше ничего не пропало. Ну кому могла понадобиться ее личная записная книжка? В ней же сам черт не разберется! За долгие годы там накопилось множество пометок – с исправлениями, зачеркиваниями и сокращениями: неоднократно переписанные имена, телефонные номера, адреса – городские и электронные, – позволявшие оставаться на связи с другими представителями этого своеобразного профессионального мирка, не имеющего четких географических границ. Хорошо, что почти все эти данные хранились также и в электронном виде, но на то, чтобы восстановить утерянное, ушли недели. Так и не подобрав новой записной книжки по вкусу, Флавия решила довериться компьютеру. Оставалось молиться, чтобы система не дала сбой, чтобы в нее не пробрался какой-нибудь вирус и не уничтожил все это.
Сегодня всего лишь третье представление сезона, так что поклонники наверняка ее ждут… Флавия надела черные капроновые колготки, юбку и свитер, в которых пришла в театр. Обулась, достала из платяного шкафа пальто, повязала на шею шерстяной шарф – того же оттенка, что и ее сегодняшний сценический костюм. В разговоре Флавия частенько в шутку называла свои шарфы хиджабами, потому что не выходила без них из дому.
У двери певица задержалась и еще раз окинула гримерку взглядом. «Это ли успех, о котором я так мечтала?» – подумалось ей. Маленькая безликая комнатушка, которой месяц пользуется один исполнитель, месяц – другой; специальное зеркало с множеством ламп по периметру (совсем как в кино!); голый пол; маленькая ванная с душем и умывальником. Предполагается, что если тебе готовы это предоставить, то ты звезда… И раз у нее есть все это, вывод напрашивался сам собой. Но звездой Флавия себя не ощущала. Скорее женщиной слегка за сорок (как ни досадно это сознавать!), которая ужасно устала после почти трехчасовой изматывающей работы и которой теперь надо идти и улыбаться толпе незнакомцев, жаждущих с ней пообщаться, подружиться, поговорить по душам или даже – она ничему не удивится! – навязаться ей в любовники.
А чего хочет она сама? Просто пойти в ресторан, что-нибудь съесть и выпить, потом вернуться домой, позвонить детям, узнать, как у них дела, пожелать им спокойной ночи, а когда весь этот стресс, связанный с сегодняшним спектаклем, пойдет на убыль, а сама она начнет возвращаться к нормальной жизни, – лечь в кровать и очень-очень постараться уснуть. После выступлений с коллегами, с которыми Флавию связывали давнее знакомство и симпатия, они обычно отправлялись ужинать, и она с нетерпением ждала этих посиделок в ресторане, с шутками и анекдотами об импресарио, менеджерах и театральных директорах. Приятно находиться в обществе людей, вместе с которыми вы только что пережили это чудо – рождение прекрасной музыки… Но тут, в Венеции, где Флавия провела столько времени и должна была бы уже иметь больше знакомых, ей не хотелось общаться с коллегами. Баритон только и говорит что о своей славе, дирижер терпеть Флавию не может и с трудом это скрывает, а тенор, кажется, влюбился в нее, несмотря на то – и певица ничуть не кривила душой, говоря себе это! – что она не давала ему никакого повода. Он всего лишь на десять лет старше ее сына и слишком неопытен, чтобы ее заинтересовать.
Флавия встрепенулась. За размышлениями она совсем забыла о цветах. И о вазах. Интересно, человек, который прислал их, сейчас тоже в холле? Может, стоит показаться на публике хотя бы с одним букетом? «Все – к черту!» – сказала Флавия своему отражению, и оно покладисто кивнуло, соглашаясь.
Это началось два месяца назад, в Лондоне. «Свадьба Фигаро», последний спектакль… Когда Флавия впервые вышла на поклон, из зала дождем полетели желтые розы. Позднее, уже в Санкт-Петербурге, после сольного концерта сцена также была усыпана ими, но было много и других цветов. Особенно Флавии нравилось, когда зрители (преимущественно дамы), следуя русской театральной традиции, подходили к сцене и протягивали ей букеты. Приятно видеть глаза человека, который одаривает тебя цветами или говорит что-то лестное. Есть в этом нечто… душевное.
И вот теперь Венеция… Во время премьеры Флавию осыпали ливнем желтых роз, но после представления, в гримерной, не было ни одного цветочка. В отличие от сегодняшнего вечера. Ни имени, ни записки, ничего, что объясняло бы столь щедрое подношение.
Флавия нарочно тянула время. Ей не хотелось решать, что делать с цветами, не хотелось подписывать программки и перебрасываться вежливыми, ничего не значащими фразами ни с незнакомыми людьми, ни с постоянными поклонниками, которые часто бывают на ее спектаклях и вследствие этого считают себя чуть ли не ее приятелями.
Она забросила сумку на плечо, еще раз провела рукой по волосам – совсем сухие. Флавия вышла из гримерной и в конце коридора увидела костюмершу.
– Марина! – позвала ее певица.
– Sı́, Signora!
[10] – ответила женщина и направилась к ней.
– Если хотите, заберите эти розы домой! И другим костюмерам передайте: пусть возьмут, кто хочет.
