– Женой.
Она удивленно смотрит на меня.
– Что-нибудь не так? – спрашиваю я.
– Нет-нет, все в порядке. – Медсестра берет себя в руки. – Просто у него редко бывают посетители. Третья комната слева по коридору.
На двери палаты наклейка со смайликом. Толкаю дверь и вижу сидящего у окна мужчину; на коленях он держит книгу, крепко обхватив ее руками. Сперва я думаю, что ошиблась комнатой – это не Томас. Томас не был таким седым, сутулым, узкоплечим, со впалой грудью. Но потом он оборачивается, и улыбка полностью меняет его – из-под новой наружности проглядывают черты человека, которого я помню.
– Элис, – говорит он. – Где тебя носило?
Да уж, вопрос в лоб и такой нелепый, учитывая все произошедшее, что я издаю смешок и отвечаю:
– Да так: то тут, то там.
– Мне очень много всего нужно сказать тебе. Я даже не знаю, с чего начать.
Но тут дверь открывается и в палату заходит санитар:
– Я слышал, Томас, что у вас посетитель. Не хотите ли спуститься в общую комнату?
– Здравствуйте, – произношу я, напоминая о своем присутствии. – Я Элис.
– Я же говорил вам, что она придет! – самодовольно заявляет Томас.
Санитар качает головой:
– Будь я проклят, мэм! Чего только я о вас не слышал.
– Думаю, мы с Элис лучше побеседуем наедине, – сообщает Томас, и я чувствую, как у меня начинает сосать под ложечкой.
Я надеялась, что за десять лет острые грани разговора, от которого нам никуда не деться, сгладились. Как можно было быть такой наивной?
– Нет проблем, – отвечает санитар, подмигивает мне и, пятясь, выходит из палаты.
Сейчас Томас спросит, что случилось той ночью в заповеднике. И мы вернемся к тому страшному, наэлектризованному до предела моменту, на котором расстались.
Ладно, будь что будет.
– Томас, – с места в карьер начинаю я, – прости меня! Мне очень, очень жаль.
– Еще бы, – кивает он. – Ты же соавтор статьи. Я знаю, работа важна для тебя, и вовсе не собираюсь ограничивать твои усилия, но ты лучше других должна понимать: необходимо опубликовать результаты первыми, пока кто-нибудь другой не украл твою гипотезу.
– Что? – изумленно моргаю я.
Он протягивает мне книгу, которую держит в руках:
– Ради бога, будь осторожна! Тут повсюду шпионы.
Смотрю на обложку: это известная детская книга «Зеленые яйца и ветчина», сочинение доктора Сьюза. И спрашиваю:
– Это твоя статья?
– Да, но она зашифрована, – шепчет Томас.
Я пришла сюда в надежде найти еще одного выжившего, кого-то, кто взял бы на себя груз памяти о худшей ночи моей жизни и помог мне сбросить его с плеч. Вместо этого я нахожу Томаса запутавшимся в ловушке прошлого и абсолютно не способным принять будущее.
Хотя, может быть, это и к лучшему.
– Ты знаешь, что сегодня сотворила Дженна? – спрашивает Томас.
На глаза накатывают слезы.
– Нет. Расскажи мне.
– Она вынула из холодильника все овощи, которые терпеть не может, и заявила, что отдаст их слонам. Когда я сказал, что овощи полезны для нее, она ответила, что это эксперимент, а слоны – контрольная группа. – Он улыбается мне. – Если наша девочка в три года уже такая умница, какой же она станет в двадцать три?
Когда-то, еще до того как все пошло наперекосяк, дела в заповеднике разладились и Томас заболел, мы были счастливы вместе. Помню, как муж держал на руках нашу новорожденную дочь и от восторга не мог произнести ни слова. Он любил меня, и Дженну тоже очень любил.
– Она будет восхитительной, – произносит Томас, отвечая на свой риторический вопрос.
– Да, – соглашаюсь я, с трудом выдавливая из себя слова. – Наверняка так и будет.
В мотеле я скидываю туфли, снимаю жакет и наглухо закрываю жалюзи. Сажусь на вращающийся стул у стола и смотрюсь в зеркало. Вижу лицо человека, который так и не обрел душевного покоя. Как ни странно, я вовсе не ощущаю того умиротворения, которое надеялась почувствовать, если когда-нибудь получу известие, что моя дочь найдена. Предполагалось, что, когда это произойдет, я приму все как есть и перестану наконец дергаться. Но как бы не так! Похоже, я навсегда завязла в этом состоянии неопределенности.
Пустой экран телевизора словно бы насмехается надо мной. Не хочу включать его. Не желаю слушать диктора, который будет рассказывать об очередных ужасах, случившихся в этом мире, где запас трагедий неисчерпаем.
Раздается стук в дверь, и я испуганно вздрагиваю. У меня здесь нет знакомых. Это может означать только одно: за мной наконец пришли из полиции, потому что копы знают, что я натворила.
Набираю в грудь побольше воздуха и вместе с ним наполняюсь решимостью. Ничего страшного, все в порядке. Я этого ждала. И не важно, что случится дальше. По крайней мере, я знаю, где покоится Дженна. А малыши-слонята в Южной Африке под присмотром надежных людей, которые сумеют их вырастить. Так что я готова идти.
Открываю дверь. На пороге стоит женщина с розовыми волосами.
Сахарная вата – вот что они мне напоминают. Я кормила ею Дженну, а она была такой сластеной. На африкаанс это угощение называется «spook asem» – «дыхание призрака».
– Здравствуйте, – говорит гостья.
Как же ее зовут? Имя еще такое необычное. Сирена?
– Я Серенити. Мы с вами сегодня уже встречались.
Та самая женщина, которая нашла останки Дженны. Я смотрю на нее и размышляю про себя: «Ну и чего, интересно, ей надо? Может, хочет получить вознаграждение?»
– Я сказала, что нашла вашу дочь, – продолжает она дрожащим голосом, – но это неправда.
– Детектив Миллс упомянул, что вы принесли ему зуб…
– Да. Но дело в том, что сперва меня нашла сама Дженна. Чуть больше недели назад. – Она мнется. – Я экстрасенс.
Может, это последствия стресса: все-таки сегодня я видела извлеченные из земли кости своей дочери; может, я просто отчаянно завидую Томасу, который попал в ловушку собственного разума и оказался запертым там, где с ним как будто ничего и не происходило; может, виной всему двадцать два часа перелета и разница во времени. Так или иначе, но ярость гейзером закипает во мне. Я хватаю Серенити за плечи и хорошенько ее встряхиваю:
– Да как вы смеете? Как можете насмехаться над смертью моей дочери?
Застигнутая врасплох, женщина отшатывается назад. Ее огромная сумочка падает на пол между нами.
Серенити встает на колени и начинает собирать рассыпавшиеся вещи.
– Что вы, да я никогда себе такого не позволяю, – оправдывается она. – Я пришла сказать, как сильно Дженна вас любила. Видите ли, Элис, она не понимала, что умерла. Думала, будто это вы ее бросили.
