Между прочим, Эдисон был убежден: момент между сном и бодрствованием – это пелена, пробираясь сквозь которую мы проникаем в глубины паранормального. Ученый ставил на пол рядом с подлокотниками кресла жестяные формы для выпечки, брал в каждую руку по тяжелому металлическому шару и погружался в дремоту; он клевал носом, пока металл не ударял о металл. Все, что он видел, о чем думал и что представлял себе в момент пробуждения, Эдисон подробно записывал и со временем научился весьма искусно вводить себя в это промежуточное состояние.
Может быть, таким образом он пытался дать выход своей творческой энергии. Или наладить, как бы это лучше сказать… канал связи с потусторонним миром.
После смерти Эдисона не было обнаружено никаких бумаг, чертежей, расчетов или предварительных набросков, которые подтверждали бы, что он действительно начал разработку «некрофона». А может, правду просто скрыли от общественности, боясь, что столь сомнительные изыскания могут повредить репутации великого физика.
Хотя мне кажется, Томас Эдисон все-таки посмеялся последним, потому что рядом с его домом в Форт-Майерсе, штат Флорида, поставили статую, которая изображает ученого в полный рост: одной рукой он опирается на палку, а в другой держит тот самый металлический шар.
Я ощущаю рядом мужское присутствие.
Хотя, если быть до конца честной, может быть, у меня просто начинается приступ головной боли.
– Разумеется, ты чувствуешь, что здесь замешан какой-то парень, – говорит Верджил, сминая в комок алюминиевую фольгу – обертку от хот-дога с соусом чили.
Никогда не видела, чтобы человек столько ел. Он просто сметает все подряд, как гигантский кальмар или пылесос, делающий влажную уборку.
– Кто еще мог подарить телке цепочку?
– Ты всегда такой грубый?
Он выхватывает из моего стакана картошку фри.
– Нет, не всегда, но для тебя решил сделать исключение.
– Неужели ты еще не наелся? – удивляюсь я. – Хочешь, приготовлю свое фирменное блюдо – сделаю отбивную из твоего самолюбия?
Верджил хмурит брови:
– Ну, ты не очень-то задавайся! Подумаешь, наткнулась на какую-то побрякушку! Тоже мне, достижение!
– Ну а ты сам-то много нашел?
Прыщавый парнишка, который подавал нам хот-доги, с интересом наблюдает за перепалкой из побитого ржавчиной трейлера.
– Чего пялишься?! – рявкаю я на него. – Не видел, как люди ругаются?
– Вероятно, он просто никогда не встречал женщин с розовыми волосами, – бормочет Верджил.
– У меня, по крайней мере, еще есть волосы, – огрызаюсь я.
Кажется, я наступила мужику на больную мозоль. Верджил проводит рукой по почти лысой голове и примирительно произносит:
– Эй, не заводись на пустом месте.
– Скажи то же самое себе. – Я краем глаза слежу за продавцом хот-догов, который продолжает глазеть на нас. Хочется верить, что его привлек спектакль с участием Человека-Пылесоса, но в душу невольно закрадывается тревожная мысль: а не узнал ли он во мне прежнюю знаменитость? – Займись лучше делом и наполни кетчупом пустые бутылки! – кричу я пареньку, и он отшатывается от окошка.
Мы сидим в парке, уплетая купленные мной хот-доги. Верджил-то обнаружил, что у него нет с собой ни цента.
– Это мой отец подарил маме украшение, – говорит Дженна, жуя хот-дог с тофу. Цепочку девчонка надела себе на шею, и кулон-камешек болтается поверх футболки. – Я точно помню, поскольку тоже при этом присутствовала.
– Отлично. Ты помнишь, как мать получила в подарок булыжник на цепочке, а вот случившееся в ночь ее исчезновения напрочь забыла, – ворчит Верджил.
– Попробуй подержать кулон на ладони, – предлагаю я. – Когда я искала похищенных детей, то лучше всего у меня получалось, если я брала в руки какую-нибудь вещь, которая принадлежала ребенку.
– Ну ты прямо как сука, – произносит Верджил.
– Что?!
Он поднимает взгляд и с невинным видом поясняет:
– Ну, самка собаки. Ищейки точно так же берут след.
Не обращая на него внимания, я наблюдаю, как Дженна зажимает подвеску в кулаке и жмурится.
– Ничего, – через мгновение вздыхает она.
– Озарение придет, когда меньше всего этого ожидаешь, – заверяю я девочку. – У тебя хорошие способности, это сразу видно. Могу поспорить, ты вспомнишь что-нибудь важное сегодня вечером, когда будешь чистить зубы.
Разумеется, вовсе не обязательно, что это случится именно так. Сама я уже много лет тщетно жду у моря погоды.
– А ведь Дженна не единственная, кому эта побрякушка может встряхнуть память, – размышляет вслух Верджил. – А вдруг мужчина, который подарил ее Элис, скажет нам что-нибудь важное?
Дженна вскидывает голову:
– Мой отец? Да он не всегда может вспомнить, как меня зовут.
Я похлопываю ее по руке:
– Ни к чему стыдиться отцовских недостатков. Мой папуля вообще любил наряжаться женщиной.
– А что в этом плохого? – спрашивает Дженна.
– Ничего. Только вот трансвестит из него получился никудышный.
– Ну, мой отец находится в специальном заведении, – добавляет девочка. – В психушке, если уж называть вещи своими именами.
Я смотрю на Верджила поверх ее головы:
– А-а.
– Насколько мне известно, – говорит сыщик, – после исчезновения Элис твоего отца вообще никто не опрашивал. Может, стоит попробовать?
Я достаточно долго занималась ясновидением и, как правило, легко определяю, когда человек лукавит. И сейчас понимаю, что Верджил Стэнхоуп бессовестно врет. Не знаю, какую игру он затеял и что надеется выудить из Томаса Меткалфа, но Дженна одна с ним туда не пойдет.
Хоть я и поклялась, что ноги моей больше не будет в психиатрических клиниках.
После происшествия с сыном сенатора у меня настали черные дни. Было много алкоголя и сильнодействующих препаратов. В конце концов мне посоветовали взять «отпуск», под этим словом понималось пребывание в психушке. Заведение было весьма респектабельное: еще бы, ведь туда отправлялись знаменитости – чтобы «освежиться». В переводе с голливудского языка на обычный это означало, что им сделают промывание желудка или подлечат электрошоком, чтобы вывести из запоя или избавить от наркотической зависимости. Я провела там тридцать дней, и мне этого хватило, чтобы раз и навсегда понять: больше я не позволю себе пасть так низко, чтобы пришлось вернуться в эту клинику.
В одной комнате со мной «подлечивалась» милая малышка, дочь известного исполнителя хип-хопа. Гита, так ее звали, полностью обрила себе голову и сделала пирсинг вдоль всего позвоночника, проколы соединялись тонкой платиновой цепочкой. Я не переставала удивляться, как она, бедняжка, спит на спине. Девушка разговаривала с целым отрядом невидимых полицейских, которые были для нее совершенно реальными. Когда один из этих воображаемых парней погнался за Гитой с ножом, она выбежала на проезжую часть, и ее сбило такси. Ей поставили диагноз – параноидальная шизофрения. Моя соседка по палате верила, что через мобильный телефон ее контролируют инопланетяне. Каждый раз, когда приходила эсэмэска, она впадала в истерику.
