Постепенно я стала вступать в споры с Невви, которая считала себя выдающимся экспертом на том основании, что она дольше всех работала со слонами. Эта женщина отвергала весь мой полученный в Африке опыт по одной простой причине: поведение слонов в дикой природе, полагала она, никак нельзя соотнести с их жизнью в заповеднике.
Иногда конфликты происходили из-за сущей ерунды – я готовила еду для слонов, а Невви меняла состав блюд, потому что ей, видите ли, казалось, что Сирах не любит клубнику, а Олив слабит от белой мускатной дыни, хотя лично я не видела никаких тому доказательств и считала эти ее утверждения голословными. Но порой Невви решала показать, кто тут главный, и ее выпады были направлены против меня лично. Например, один раз я положила в вольер африканского слона кости азиатского, чтобы зафиксировать реакцию животного, а Невви убрала их, посчитав это неуважением к умершему. Оставаясь сидеть с Дженной, у которой резались зубки, Невви упорно пыталась накормить девочку медом, утверждая, что это поможет, хотя во всех книгах для родителей, которые я читала, говорилось, что мед противопоказан детям до двух лет. Когда я попыталась обсудить проблему с Томасом, он расстроился и сказал: «Невви была со мной с самого начала», – словно это все объясняло, а то обстоятельство, что сама я собиралась провести с ним остаток дней до самого конца, не имело никакого значения.
Поскольку никто из нас точно не знал, когда забеременела Маура, дата родов была предположительной, и мы с Невви не сошлись в оценках. Судя по состоянию молочных желез слонихи, я предполагала, что ждать уже совсем недолго, все произойдет буквально со дня на день. Однако Невви утверждала, что слонихи всегда рожают в полнолуние, а до него оставалось еще целых три недели.
В дикой природе я видела всего одни роды, хотя, учитывая количество детенышей в слоновьих стадах, логично было бы предположить, что мне выпадало больше таких возможностей. Ту слониху звали Ботшело, на языке тсвана это означает «жизнь». Я следила за передвижениями одной группы животных и случайно наткнулась возле реки на стадо, члены которого вели себя странно: они столпились вокруг главной самки, окружив ее плотным кольцом, стояли мордами наружу и охраняли ее. Примерно полчаса изнутри круга слышалось глухое урчание, а потом раздался шлепок. Слоны немного расступились, и я увидела, что Ботшело оторвала послед и плюхнула его себе на голову, будто была центром внимания на вечеринке и забавляла гостей, напялив на себя абажур. Под ней на траве лежал крошечный слоненок, девочка, а вокруг трубила, ревела и рокотала ее родня. Члены стада обильно мочились, испускали секрет из височных желез и, глядя на меня, выкатывали глаза, так что становились видны белки: они как будто приглашали меня присоединиться к их торжеству. Каждый член стада ощупал малышку от макушки до пяток. Ботшело обвила новорожденную хоботом, а потом засунула свой хобот дочери в рот, словно говорила: «Привет! Добро пожаловать!»
Девочка-слоненок некоторое время барахталась в траве, лежа на боку, не понимая, где она и что с ней происходит. А затем попыталась встать, но ноги у нее разъезжались в стороны, как лучи у морской звезды. Ботшело хоботом и лапами пробовала поднять детеныша. Малышке удалось привстать, опираясь на передние ноги, но они подкосились, как только она выпрямила задние; она напоминала треножник, которому никак не выровнять длину ножек. Наконец Ботшело опустилась на колени, прислонилась лбом к голове слоненка, после чего встала, будто старалась показать, как нужно подниматься на ноги. Малышка совершила новую попытку, но поскользнулась, тогда мать подбросила дочурке под ноги травы и земли, чтобы сделать опору более прочной. И вот, приблизительно минут через двадцать, новорожденная уже на шатких ножках трусила рядом с матерью, а та поднимала дочку всякий раз, как та спотыкалась. Наконец малышка укрылась под брюхом Ботшело и ощупывала его пока еще слабым хоботом, чтобы начать сосать молоко. Весь процесс родов оказался весьма непродолжительным и, можно даже сказать, обыденным, но для меня это было самое невероятное зрелище, которое я только видела.
Однажды утром, посадив в «кенгурушку» Дженну, я пошла проведать Мауру – это уже вошло у меня в привычку – и заметила на заду у слонихи выпуклость. Я сразу поехала на квадроцикле к сараю с индийскими слонами, где Невви и Томас обсуждали животрепещущую проблему: у одной из наших девочек на ногтях появился грибок.
– Началось! – задыхаясь от волнения, выпалила я.
Томас повел себя так же, как в тот момент, когда я сообщила ему, что у меня отошли воды: он заметался, взволнованный, ошеломленный, не зная, за что хвататься. Он связался по рации с Грейс и попросил ее забрать Дженну, отвезти малышку в наш домик и посидеть с ней, пока мы сходим к вольеру африканцев.
– Торопиться некуда, – уверенно заявила Невви, – никогда не слышала, чтобы слонихи рожали средь бела дня. Это всегда происходит ночью, чтобы зрение малыша не пострадало.
Я понимала: если Мауре потребуется на роды так много времени, значит что-то неладно. Ее тело демонстрировало все признаки приближающихся родов.
– Думаю, у нас полчаса, самое большее, – сказала я.
Томас переводил глаза с меня на Невви и обратно, а потом вызвал по рации Гидеона.
– Встречаемся у сарая африканцев. И поспеши! – велел он, и я отвернулась, почувствовав на себе недобрый взгляд Невви.
Поначалу настроение у всех нас было приподнятым. Томас с Гидеоном спорили, что лучше для заповедника: чтобы родился самец или самка. Невви вспоминала, как она в свое время рожала Грейс. Все вместе они обсуждали, можно ли давать слонихам обезболивающее. Я же сосредоточила все внимание на Мауре. Она ревела, страдая от схваток, а по округе разносились участливые сестринские голоса. Сперва Хестер отвечала Мауре трубными звуками, потом к ней присоединились и индийские слонихи, которые издалека справлялись о состоянии роженицы.
Прошло полчаса с того момента, как я сказала Томасу, что нужно поторопиться, потом – час, два. Маура ходила кругами и трубила, но в ее состоянии ничего не изменилось.
– Может, позвать ветеринара? – предложила я.
Но Невви лишь беспечно отмахнулась от меня:
– Я же тебе говорила, что она родит после заката.
Я не раз слышала в Африке рассказы рейнджеров о слоновьих родах, и, судя по их словам, это могло произойти в любое время суток. Однако я не стала спорить. А лишь подумала: жаль, что Маура рожает не на воле; в дикой природе другие самки из стада находились бы с ней рядом, уверяя, что беспокоиться не о чем и все будет хорошо.
Через шесть часов я начала сомневаться.
Гидеон и Невви ушли готовить и раздавать еду азиатским слонам и Хестер. Роды – это, конечно, очень важное событие, но у нас в заповеднике имелось еще шесть животных, которые требовали ухода.
– Думаю, надо все-таки позвать ветеринара, – сказала я Томасу, наблюдая за обессиленно бродившей по вольеру Маурой. – Что-то явно пошло не так.
На этот раз муж поддержал меня:
– Ладно, я только проверю, как там Дженна, и сразу позвоню врачу. – Он с сомнением посмотрел на меня. – Ты останешься с Маурой?
