Я вырываюсь от него и сажусь на корточки, чтобы рассмотреть преподнесенный мне подарок. Длиной три фута, толщиной десять дюймов – тяжелая дубинка. Бивни Мауры процарапали на ней узор – хаотически пересекающиеся линии и желобки.
А ведь не такие они и бессмысленные, если присмотреться повнимательнее.
Я провожу по линиям пальцем.
Немного воображения, и можно разглядеть буквы U и S. А вот узловатые волны на древесине, напоминающие W. На другой стороне бревна – полукруг с двумя длинными царапинами по бокам: I-D-I.
«USWIDI» – на языке коса это слово обозначает «любимая».
Гидеон может не верить в возвращение моей матери, но я начинаю думать, что она всегда рядом.
Тут мой живот урчит, причем так громко – не хуже, чем Маура.
– Да ты голодная, – говорит Гидеон.
– Не беспокойтесь, я в порядке.
– Я тебя накормлю, – не отстает он. – Элис наверняка хотела бы, чтобы я это сделал.
– Ладно, – соглашаюсь я.
Мы идем обратно к сараю, который я увидела первым, когда еще только приехала в грузовике. Машина Гидеона – большой черный фургон. Хозяину приходится убрать с пассажирского сиденья ящик с инструментами, чтобы я могла устроиться.
Пока мы едем, Гидеон продолжает украдкой коситься на меня. То ли пытается запомнить мое лицо, то ли еще что. Лишь сейчас я замечаю, как он одет: на нем красная футболка и шорты – форма сотрудников Слоновьего заповедника Новой Англии. Здесь, в Хохенуолде, все носят хаки.
Ерунда какая-то!
– А сколько лет вы здесь проработали?
– О, – отвечает он, – очень много.
Каковы шансы, что в заповеднике площадью две тысячи семьсот акров, где наверняка немало сотрудников, я первым делом наткнусь именно на Гидеона?
Если только, конечно, он сам не позаботился об этом.
А вдруг это не я нашла Гидеона Картрайта, а он меня?
Общение с Верджилом не прошло бесследно: я рассуждаю, как коп. Хотя в данной ситуации это не так уж плохо, целее буду. Пытаюсь трезво все обдумать. Да, я отправилась в путь, полная решимости отыскать Гидеона. Однако теперь, когда он сидит рядом, у меня появляются сомнения, а было ли это такой уж прекрасной идеей. Ощущаю во рту привкус страха, будто сдаю экзамен. Впервые мне приходит в голову мысль, что Гидеон имел какое-то отношение к исчезновению мамы.
– Ты помнишь ту ночь? – вдруг спрашивает он, будто пытается вытянуть из моей головы ниточку правды.
Перед моим мысленным взором возникает страшная картина: Гидеон увозит мою мать из больницы, останавливается у края дороги и хватает ее за горло. Вижу, как то же самое он проделывает со мной.
Прикидываю, что сделал бы Верджил, если бы хотел выудить из подозреваемого информацию, и, следя за тем, чтобы голос ненароком не дрогнул, спокойно отвечаю:
– Нет, я же тогда была совсем маленькая. Думаю, бо́льшую часть событий я проспала. – Я пристально смотрю на него. – А вы помните?
– К несчастью, да. Лучше бы я забыл все это.
Мы уже почти в городе. Частные дома, лентой вившиеся за окном, уступают место супермаркетам и заправочным станциям.
– Потому что вы убили ее? – вдруг выпаливаю я.
Гидеон, давя на тормоза, съезжает на обочину. У него такой вид, будто я дала ему пощечину.
– Дженна… Клянусь, я любил твою маму! – уверяет он меня. – Пытался защитить ее. Хотел на ней жениться. Мечтал заботиться о тебе. И о малыше.
Из машины как будто разом выкачали весь воздух, а мне рот и нос залепили пластырем.
Может, я не так расслышала? Может, он сказал, что хотел заботиться обо мне, малышке? Только на самом деле он этого не говорил.
Машина останавливается, Гидеон, опустив взгляд на колени, тихо бормочет:
– Ты не знала.
Одной рукой я отстегиваю ремень безопасности, а другой открываю себе путь к спасению. Выскакиваю из машины и быстрым шагом иду прочь. За спиной хлопает дверца – это Гидеон, он преследует меня.
Вхожу в первое попавшееся здание – какую-то забегаловку, проношусь мимо официантки и лечу в дальний конец зала, где обычно располагаются туалеты. Запираю за собой дверь в дамскую комнату, влезаю на раковину и открываю узкое окошко, прорезанное в стене над ней. Слышу голоса в коридоре: Гидеон умоляет кого-нибудь войти внутрь и вытащить меня. Я протискиваюсь в окошко, спрыгиваю на крышку стоящего в переулке мусорного бака и пускаюсь наутек.
Бегу через лес, не останавливаясь, и вот я уже на окраине городка. Впервые за два дня я включаю мобильник.
Слава богу, связь тут есть! Обнаруживаю сорок три эсэмэски от бабушки. Но я не открываю их – набираю номер Серенити.
Она отвечает после третьего гудка. Я плачу от облегчения и говорю сквозь слезы:
– Пожалуйста, помогите мне!
Элис
Сидя на чердаке над африканским сараем, я в который раз спрашивала себя: «А не сошла ли я с ума?»
Томас уже пять месяцев как дома. Гидеон заново перекрасил стены. Пол накрыт пленкой, по краям которой стоят банки с краской, но больше здесь ничего нет. Не осталось и следа от того пролома в реальности, куда целиком засосало моего мужа. Временами мне даже удавалось убедить себя, что все это я просто выдумала.
День сегодня выдался дождливый. Дженна пошла в садик в полном восторге оттого, что ей разрешили обуть новые резиновые сапожки с изображениями божьих коровок, – подарок Грейс и Гидеона на ее второй день рождения. Слоны из-за непогоды не покидали свои сараи. Невви и Грейс раскладывали по конвертам листовки для компании по сбору средств в пользу заповедника. Томас уехал в Нью-Йорк на встречу с очередными спонсорами.
Муж так и не рассказал мне, где проходил лечение, упомянул только, что лечебница находится в другом штате и он поехал туда, так как центр, куда он изначально направлялся, оказался закрытым. Я не знала, верить ему или нет, но Томас снова был похож на себя, а потому возникавшие в душе сомнения я вслух не высказывала. Я больше не интересовалась, как он ведет бухгалтерские книги, никогда не проверяла его. Последняя попытка сделать это закончилась тем, что он едва не придушил меня.
Томас вернулся домой после курса восстановительной терапии с новым набором лекарств и чеками от трех частных инвесторов. «Интересно, они тоже были пациентами той клиники?» – молча задавалась я вопросом, хотя на самом деле меня это мало волновало: главное, что заповедник получил деньги. Муж снова взял бразды правления в свои руки, будто никуда и не уезжал. Но если на работе все быстро наладилось, то с нашим браком дело обстояло гораздо хуже. Хотя у Томаса уже много месяцев не было никаких проявлений биполярного расстройства, я не могла доверять ему, и он это понимал. Мы были кругами из диаграммы Венна, и точкой пересечения являлась Дженна. Теперь, когда мой супруг часами не выходил из кабинета, я не могла удержаться от мысли: не строчит ли он опять ту же белиберду? Когда я спросила, чувствует ли он себя стабильным, Томас обозлился, сказал, что я на него наезжаю, и стал запирать дверь. Это был порочный круг.
