Я давлю на тормоза:
– Что ты сделал?
– Свидетели происшествия думали, что я погиб. Я и сам так считал, но, очевидно, даже это не сумел толком довести до конца. Потому что я очнулся в реанимации, весь под завязку накачанный лекарствами, испытывая дикую боль, которая могла свалить с ног десятерых мужиков покрепче меня. Стоит ли говорить, что на службу я не вернулся. В полиции не жалуют сотрудников с суицидальными наклонностями. – Он смотрит на меня. – Теперь ты знаешь, кто я на самом деле. Мне невыносимо было еще двадцать лет изображать из себя хорошего парня, зная, что на самом деле я вовсе не такой. Теперь, по крайней мере, я не вру людям: все сразу видят, что перед ними спившийся неудачник.
Бедная Дженна, угораздило же ее связаться с частным детективом, хранящим в сердце мрачные тайны, и с горе-экстрасенсом! Вал свидетельств того, что десять лет назад в заповеднике было обнаружено именно тело Элис Меткалф, нарастает, я же до сих пор, увы, так ничего и не почувствовала.
– Я тоже должна кое-что сказать тебе, Верджил. Помнишь, ты спрашивал меня, могу ли я войти в контакт с духом Элис Меткалф? И я ответила, что не могу, а это означает, что она, вероятно, жива?
– Да. Похоже, твой дар требуется откалибровать заново.
– Это не поможет. У меня ни разу не было озарений с тех пор, как я дала сенатору Маккою неверную информацию о его сыне. Я полностью выдохлась, исчерпала свой экстрасенсорный потенциал. Да у этого переключателя передач и то больше паранормальных способностей, чем у меня.
– То есть ты признаешься в шарлатанстве? – хохочет Верджил.
– Все гораздо хуже. Потому что я не всегда была такой.
Я смотрю на собеседника. На лице у него зеленая маска – отражение света от зеркала, он похож на мультяшного супермена. Но внешнее впечатление обманчиво. Внутри этот человек слаб и опустошен, весь покрыт шрамами, измучен жизненными баталиями, так же как и я. Как и все мы.
Дженна потеряла мать. Я превратилась в лгунью. Верджил утратил веру в себя. Из каждого из нас выпала какая-то важная часть. Правда, некоторое время мне казалось, что, действуя вместе, мы обретем полноту.
Мы въезжаем в Делавэр.
– Едва ли Дженна смогла бы найти себе худших помощников, даже если бы очень постаралась, – со вздохом говорю я.
– Тем больше у нас причин попробовать все исправить, – отзывается Верджил.
Элис
Я не поехала в Джорджию прощаться с Грейс.
Ее похоронили на семейном участке рядом с отцом. Гидеон отправился туда, и Невви, разумеется, тоже. Но следует учитывать специфику заповедника: что бы ни случилось и какой бы уважительной ни была причина, кто-то все равно должен остаться и ухаживать за животными. В течение той ужасной недели, пока тело Грейс не выбросило на берег, – семи страшных дней, когда Гидеон и Невви продолжали надеяться, что она обнаружится где-нибудь живой, – мы все сообща выполняли ее обязанности. Томас собирался нанять нового сотрудника, но подходящего человека на должность смотрителя быстро не найдешь. А теперь, когда наш штат сократился больше чем наполовину, мы с Томасом работали чуть ли не круглые сутки.
Наконец муж сообщил мне, что Гидеон вернулся в заповедник после похорон. Я нисколько не обольщалась, полагая, что он сделал это ради меня. Я вообще не знала, чего теперь ожидать. Мы провели благословенный год, наслаждаясь любовью втайне от всех. И случившееся с Грейс стало наказанием, расплатой за грехи.
Хотя по большому счету Грейс, вообще-то, сама приняла решение и наложила на себя руки.
Думать об этом не хотелось, и я с головой погрузилась в хозяйственные заботы: мыла и чистила полы слоновников, пока они не начинали блестеть, придумывала и делала новые игрушки для наших азиаток. Подстригала в северном конце африканского вольера кусты, которые уже переросли изгородь, и, орудуя секатором, вспоминала, как ловко работал Гидеон. Я не давала себе передышки, чтобы в голову не лезли тяжелые мысли.
С Гидеоном мы встретились только следующим утром – он привез на квадроцикле сено в сарай, где я наполняла лекарствами яблоки, которые пойдут на завтрак слонам. Бросив нож и подняв руку, чтобы помахать ему, я рванулась было к дверям, но в последний момент остановилась и отступила в тень.
Что я могла ему сказать?
Несколько минут я, любуясь мышцами на его руках, наблюдала, как он сгружает тюки сена и составляет их в пирамиду. Наконец, набравшись храбрости, я вышла на солнечный свет.
Гидеон остановился, потом опустил на пол тюк, который держал.
– Сирах снова хромает, – сказала я. – Посмотришь, когда у тебя будет время?
Он кивнул, не встречаясь со мной глазами.
– Что еще нужно сделать?
– В офисе сломался кондиционер. Но это не срочно. – Я крепко сплела на груди руки. – Мне очень жаль, Гидеон. Прими мои соболезнования.
Он пнул ногой сено, так что между нами встала завеса из пыли, и впервые посмотрел на меня. Глаза у него были такие красные, словно бы полопались сосуды. Я подумала, что ему сейчас, наверное, очень стыдно. Протянула руку, но он отшатнулся, и пальцы лишь слегка задели его. Потом Гидеон повернулся ко мне спиной и снова взялся за работу.
Часто моргая – то ли от слепившего солнца, то ли от навернувшихся на глаза слез, – я пошла обратно на кухню. И немало изумилась, увидев там Невви. Она стояла на моем месте и с помощью ложки наполняла арахисовым маслом яблоки, из которых за пару минут до того я вынула сердцевинки.
Ни я, ни Томас не ожидали столь скорого ее возвращения. Все-таки она только что похоронила дочь.
– Невви… вы уже здесь?
Не глядя на меня и не отрываясь от работы, она ответила:
– А где еще мне быть?
Через несколько дней я потеряла свою дочь.
Дело было так. Я укладывала Дженну в кроватку, а она вовсю капризничала, потому что не хотела спать. В последнее время дочка почему-то боялась засыпать и называла сон «время уходить». Она была уверена: если закроет глазки, то, открыв их, непременно обнаружит, что меня рядом нет, и что бы я ей ни говорила, как бы ни убеждала в обратном, малышка плакала и боролась с усталостью, пока тело не одерживало победу над упрямой волей.
Я пыталась петь ей колыбельные, укачивать. Сворачивала из долларовых купюр слоников – обычно это отвлекало ее, и она переставала плакать. Наконец Дженна заснула, после того как я применила единственный из всех возможных в те дни способов – обняла дочку, прижавшись к ней всем телом, словно бы превратившись в этакий домик, защищавший улитку. Только я успела осторожно вылезти из постели, как в дверь нашего коттеджа постучал Гидеон. Он попросил помочь ему поставить загородку из колючей проволоки, чтобы выровнять землю в африканском загоне. Слонам нравилось копать ямы, чтобы в них собиралась вода. Но эти дыры представляли опасность и для самих животных, и для нас – ехали мы на квадроцикле или шли пешком. Можно было упасть туда и подвернуть ногу или удариться головой, а заехав в яму, сломать ось у автомобиля.
