Во всем количестве теплой воды разводим дрожжи и сахар, даем постоять 5 минут, добавляем соль и постепенно всыпаем муку, размешивая так, чтобы не было комочков. Тесто оставляем на полтора часа, чтобы оно подошло. Тесто будет полужидким, это не страшно. В кастрюле нагреваем растительное масло до дымка и столовой ложкой выкладываем в него кусочки теста. Жарим до золотистого цвета. Вылавливаем пончики шумовкой, выкладываем на полотенце, посыпаем сахарной пудрой. Но еще вкуснее надре́зать горячий пончик аккуратно ножом и вложить туда половинку чайной ложки кислого повидла. Такие пончики – «с повидлой» – обожал весь наш огромный двор!
Однако я отвлеклась на рецепты и не договорила, точнее, не досказала о самом волшебном мгновении волшебного первого дня Хануки. Анна Ароновна принесла-таки из скупки ханукию, или менору – особенный подсвечник для 9 свечей. Нам с моим приятелем позволили вставить в нее аккуратно свечки и зажечь центральную, главную свечу. От первой свечи, по очереди, теперь каждый вечер, когда взойдут звезды, мы с Аркашкой будем зажигать по одной свечечке. И их будет видеть весь двор, ведь ханукию Беренштамы поставили прямо на кухонный подоконник. Мне очень хотелось дождаться, пока красивая свечка догорит, но тетя Равиля пообещала, что обязательно привезет мне в следующий раз из Ашхабада такую красивую штуку, и я дала себя уговорить отправиться восвояси. А еще она сказала, что наш двор «засиделся». И что его надо «как-то расшевелить». Узнав, что летом мы часто собираемся все вместе на шашлык, на печеную картоху и просто так песни попеть, Равиля договорилась с Миррой, моей бабушкой и Анной Ароновной, что в последний день Хануки она угостит всех соседей настоящим еврейским бухарским пловом. Утром мы с ней пойдем на рынок искать подходящий казан…
Однако утром все пошло совсем не так, как запланировала Равиля. Утром в дверь нашей квартиры позвонил дядя Вова Кот и сказал, что он свою Ленку, а «до кучи» еще и остальных дворовых спиногрызов может взять на речку, на своем легендарном велике-тандеме, которого больше ни у кого в целом городе не было, чтобы его самодеятельные конечки опробовать. Дядя Вова работал на заводе, и из каких-то заводских деталей и нескольких веревочек тачал смешные накладные коньки. Коньки походили на санки, были на двух низких, но острых полозьях, имели пяточку и упор для носка. Они прекрасно крепились на валенки любого размера, вот только кататься на них во дворе было негде. Каток в нашем южном городе никто не заливал, тротуары и дорогу у дома дворник чистил отменно, да еще и посыпал их жужелкой – отработанным углем из котельной. Старшие дети ездили во Дворец спорта или на Днепр, вставший совсем недавно. А вот малышат дядя Вова решил отвезти на другую речку – Молочную, что текла в двух кварталах от нашего двора.
– Володя, а это не опасно? – мама сразу заволновалась. – Туда же вода из заводской котельной стекает, боюсь, что лед некрепкий совсем.
– Та шо ты, шо ты! Ой, Людмыла, шо там той ричкы? Як добрэ розбижатыся, то й пэрэстрыбнуты можна. Та й нэ одни воны будуть. Я ж дывытымусь…
– Мамулечка, ну мамулечка! – заканючила я. – Я честное слово буду вести себя хорошо. Разреши мне на речку, а?
«Малышни» набралось шесть человек. Рукастый дядя Вова сделал специальные сидушки-креслица на рамы, поэтому наш велосипед-тандем выглядел презабавно. Дядя Вова вел его за руль, словно норовистую лошадь, а на переднем багажнике, на заднем и между рамами яркими птицами-синицами сидела наша дворовая детвора, вся укутанная до невозможности, в перевязях пуховых платков, с обязательными косынками под меховыми шапками и варежками, пристегнутыми на резинку. На шее у каждой «птахи» болталось и весело переливалось на солнце ожерелье из сверкающих самодельных конечков.
Мы притормозили у довольно крутого берега – того самого кучугура, который мы с Аркашкой обещали показать Равиле.
– Так, слухаты сюды: злизаты по одному, сидаты на задныцю и спокийно йихаты вныз. Бэз мэнэ нихто никуды нэ йдэ, ковзаны нэ надягае.
– Ой, а льда под снегом совсем и не видно! – закричал Аркашка. – Может, его и нет совсем? Будем, как придурки, по снегу ездить!
– Цыц мэни! Льоду у нього нэма… Куды вин динэться?
Кучугуровой горки я всегда немножко боялась. Отполированная сотнями детских поп, подрихтованная санками, расширенная и утоптанная фанерками старшеклассников, горка была и прекрасной, и опасной. По ней можно было долететь почти до противоположного берега реки. Но на санках я всегда ехала с кем-то, а тут предстояло катить одной. Подумав немножко, я отошла в сторону шагов на двадцать, благо в суматохе никто на меня внимания не обратил, и аккуратно уселась в снег на целинном спуске. Мне казалось, что здесь я буду скользить не так быстро и улечу не так далеко, как на большой горке.
А дальше события для меня схлопнулись в одно захватывающее мгновение, из которого я, по необъяснимым причинам, помню только самый первый момент головокружительного полета вниз с горы. Остальное мне рассказали мама и бабушка со слов дяди Володи и моих дворовых приятелей.
Оказалось, что снег совсем не затормозил моего скольжения, и я в мгновение ока, не издав ни звука, скатилась с крутого склона аккурат на лед. Точнее, не на лед, а на покрытую тонкой корочкой изморози и пушистого снега огромную полынью. Если бы не мои многочисленные одежки, включая толстую цигейковую шубку и пару вязаных кофт, которые не дали мне мгновенно уйти под воду, мы бы уже с вами не разговаривали. И тем не менее пока дядя Вова бежал, а потом полз к полынье, я уже успела нахлебаться воды, и выдергивал он меня из речки за огромный пушистый помпон моей любимой желтой шапки. Собственно, только этот помпон уже и было видно. Дядя Вова разделся до рубашки, завернул меня в свои свитера и телогрейку и бегом бежал вместе с остальными малышами к нам домой. Говорят, зрелище почти голого в мороз мужчины и толпы ревущих дошколят было впечатляющим…
Все обошлось. Уже к вечеру я вполне пришла в себя, не простыла, не чихнула даже ни разу, только о происшествии не помнила ничегошеньки. А вот знаменитый дяди-Вовин велосипед-тандем и все неопробованные нами самодельные конечки пропали. У кого-то не дрогнула рука утащить их под шумок. Долгие годы спустя дядя Вова, да и все мы, жители дома, внимательно рассматривали проезжающие велосипеды в надежде узреть на улицах, в парках и скверах уникальный немецкий тандем, но он словно сквозь землю провалился.
Единственной «бедой» для меня стал запрет на поход к Беренштамам, чтобы зажечь очередную свечку на красивой серебряной ханукие. Зато в качестве компенсации Равиля пообещала мне, что уж завтра мы с ней обязательно отправимся на рынок искать нужную утварь и закупать продукты к заключительному дню Хануки, ну и, по совместительству, чествованию моего чудесного спасения. Она так и сказала: «Чудо нам явила Ханука! Подлинное чудо. Если бы не этот светлый праздник, беда могла произойти непоправимая. То не отец подружкин тебя спас, то предки руки протянули».
– А разве мои предки были знакомы с еврейскими праздниками?
– Ну, здрасьте, приехали. Все мы, душа моя, произошли от Адама и Евы. А значит – все мы родня. И евреи, и не евреи.
