Мясо нарезаем на большие плоские куски, похожие на детскую ладошку. Лук режем полукольцами. На половину лука в кастрюльке складываем мясо, солим и перчим его, выкладываем вторую половину мяса и заливаем двумя с половиной стаканами воды.
Ставим на одну конфорку кастрюлю с мясом, под крышкой, а на вторую казан, заполненный на три четверти водой. Включаем огонь, мясо будет вариться 40 минут, а в кипящую воду в казане забрасываем рис и 3 чайные ложки соли. Рис размешиваем, чтобы не было комков, и варим. Он должен кипеть средненько и ровно. Через 15 минут недоваренный рис вынимаем шумовкой из казана и без воды складываем в миску.
Морковь нарезаем тонкой и длинной соломкой. Кишмиш промываем. Бархатцы заранее заливаем половиной стакана горячей воды (почти как на чай) и настаиваем около часа.
В вымытый казан закладываем отварное мясо, вливаем бульон, в котором оно варилось (2 стакана), на него кладем морковь и прихлопываем ладошкой, на морковь кладем кишмиш и все пряности (перец, куркуму и зиру), сверху кладем рис и тоже прихлопываем. На рис кладем мокрую марлю, сложенную в несколько слоев, или мокрое вафельное полотенце. Края марли засовываем под рис по диаметру казана. Включаем средний огонь. Накрываем сверху крышкой. Варим 25 минут ровно. Снимаем марлю, проверяем самые верхние рисинки на готовность.
Раскаляем в сковороде растительное масло и, как даст дымок, обдаем им рис. Тут же переворачиваем рис шумовкой, но не тревожим морковь. Обнажаем у плова «суфи» его «ум»… Разравниваем рис, поливаем всё настоем бархатцев, закрываем плотно крышку, на 10 минут ставим на минимальный огонь и еще на 10 минут укутываем в теплое одеяло. Рассыпчатый плов готов!
Коротенький рецепт ош-халты от Равили, потому что про то, как мы ее готовили, вы и так уже всё прочитали
На 500 граммов баранины нужно 100 граммов растительного масла, 1 столовая ложка (можно две) кунжутного масла, 300 граммов курдючного жира, 300 граммов печени курицы или барана, 2 крупные луковицы, 1 килограмм круглозерного риса, 150 граммов зеленого лука (перьями), небольшой пучок базилика, большой пучок кинзы, соль, молотый черный перец, зира, барбарис по вкусу и примерно 6 полотняных мешочков из плотной белой бязи.
Мясо и курдюк с печенью мелко рубим ножом почти в фарш, перемешиваем с мелко иссеченным луком и зеленью, добавляем растительное масло. Рис ошпариваем кипятком несколько раз и смешиваем с фаршем. Добавляем соль, перец и специи.
Из бязи сострачиваем 6 мешочков (по размеру похожих на обычный пакет с крупой). Наполняем их фаршем на три четверти, туго завязываем ниткой. В большой кастрюле доводим до кипения 5 литров воды и закладываем туда мешки так, чтобы они полностью утонули. Ждем, когда вода снова закипит, уменьшаем огонь, плотно закрываем крышкой и на 2 часа забываем о нашем плове. За это время можно пару раз, правда, мешочки перевернуть. Едим на тарелке, но подаем порционно, в мешочках. Очень необычно и невероятно вкусно!
За три дня до Нового года мы всем двором провожали Равилю. Она на поезде уезжала в Москву, чтобы уже оттуда улететь в свой далекий Ашхабад. Уезжала, увозя с собой пару десятков аккуратно записанных в блокнот имен и фамилий с одним и тем же адресом, разнящихся только номерами квартир и сердечными заверениями, что когда-нибудь, желательно в мае или в сентябре, к ней приедут погостить новые друзья с Украины. Наверное, эти обещания так никогда и не будут выполнены, потому что, при всей любви к новой подружке, путешествие в далекую Туркмению для многих из моих соседей было таким же экзотическим и нереальным, как поездка в далекую Антарктиду или на Луну.
Зато я прекрасно помню, как именно в эти дни мы с Миррой выбирали для Равили прощальный подарок…
Я уже говорила, что Мирра работала в загадочной «женской консультации». И, наверное, она, моя любимая добрая фея, так хорошо помогала разным женщинам всякими там консультациями, что они приносили ей в огромном количестве всякие подарочки. Чаще всего это были духи и прочие другие красивости, которые я обожала рассматривать и нюхать. Мне очень нравились и целые батареи «Красной Москвы», которую обожала моя бабушка, и необычный флакончик «Злата скифов», про который Мирра говорила, что скифы – это мои предки, которые похоронены в курганах. Пахли предки какой-то сладкой деревяшкой, ночной фиалкой и немножко прелыми листьями и свежей майской травой. Я давала понюхать платочек Аркашке Иванченко, и мы договорились, что летом возьмем лопатки и пойдем откапывать ароматных предков с их золотом на тот самый кучгур, который и был самым настоящим курганом.
Были там еще духи про Крым – «Бахчисарайский фонтан», пахнущие приправами и розами, была моя любимая «Золушка», выпущенная ленинградским «Северным сиянием», которая пахла «Наполеоном» и немножко сиренью, была «Красная роза» и очень вонючие «Вечер» и «Торжество». Это самое «Торжество», по уверению Мирры, пахло церковью, страшно нравилось моей маме, а я почему-то боялась и невзрачной серенькой коробочки, и невероятно тяжелого и устойчивого запаха, которым можно было забить любой аромат в доме.
Но для Равили Мирра выбрала особенный подарок. Она поменяла у торговки на базарной «туче» несколько флаконов новых духов на малюсенькую бело-голубую коробочку с непонятным названием «Клима», про которую сказала, что это настоящая Франция, стоящая аж целых 27 рублей! Так как коробка была плотно запакована в целлофан, понюхать ее мне не удалось.
Для моей мамы Мирра отложила известные всему Союзу польские духи «Быть может». Их нежный кисленький и чуть-чуть жасминовый аромат назвали в честь популярной песни из репертуара народной артистки СССР Капитолины Лазаренко (примы советской эстрады 1950–1960-х годов, любимицы сталинского генералитета, Никиты Хрущева и даже Брежнева), которую она записала с оркестром Эдди Рознера, ее дирижера и любовника. Слово «любовник» было взрослое и запрещенное, но Мирра знала, что я умею хранить секреты.
А еще у Мирры в шкафу на полках стояли нераспечатанные коробочки с пудрой «Восток», «Бархатистая», «Балет», «Красная Москва», «Эллада», «Сказка», «Маска», «Камелия», «Шипр» и другими. Они пахли одинаково конфетно-приятно, а по цвету отличались. Самым дефицитным был цвет «рошель» – розовато-кремовый, а не белый, желтый или розово-кирпичный, как у остальных.
И хотя зарплата у Мирры была небольшой, как она сама говорила – «курам на смех», все эти женские бутылочки, баночки и коробочки, периодически относимые на «тучу», позволяли моей взрослой подружке быть жуткой модницей, а летом обязательно ездить в Крым на целых две недели. Миррочкины каникулы злая баба Рекунэнчиха называла каким-то некрасивым и злым словом «лядки». Зато сама Мирра возвращалась с этих «лядок» отдохнувшая, загоревшая, еще более красивая, чем всегда, и этим бесила и Рекунэнчиху, и других завистливых сплетниц.
Но я отвлеклась.
Ибо, несмотря на то, что проводы Равили являлись для меня событием значимым, гораздо важнее был приближающийся Новый год, беспрерывное катание на аттракционах специальных «зимних городков», которые у нас устраивали по всему городу, а также, конечно, подготовка к главному утреннику года. В этот раз мне опять предстояло быть на нем Снежинкой. Но не простой, а главной. Главнее, чем Снежинка Марики Иванич, нашей первой красавицы, поскольку мой стих был на 2 куплета длиннее!