Когда мы уезжали из Казахстана, там уже почти сошел снег и зазеленели степи, а когда въехали в РСФСР, то снова попали в бураны и заносы. Тетя Ира Рахубовская отморозила все пальцы, то меняя нашей «Победе» какие-то свечки, то подкачивая маленьким насосом огромные колеса машины, то снова сдувая их на рыхлом снегу. Бабуля не выдержала и решила, что мы с ней полетим домой на самолете, а тетя Ира доедет как-нибудь. Бабушка, наверное, соскучилась по своей любимой партии еще больше, чем я по маме.
К этому времени мы добрались уже до города Воронежа, где не стали заезжать к белобрысым родственникам с их черным домом и огромной печкой, а сразу отправились в аэропорт.
Аэропорт оказался большим стеклянным зданием, в котором туда-сюда ходили десятки испуганных людей. Наверное, они тоже боялись лететь на самолете, как и я. Нет, не подумайте, трусихой я никогда не была. Просто наш самолет по имени ИЛ‑18, куда бабушку и меня провели без очереди, оказался каким-то тоненьким-тоненьким (стенки – не толще кирпича), с внутренним помещением, похожим на колбасу, в которую поставили несколько десятков одинаковых кресел. В кармашке каждого кресла находился большой бумажный пакет. Оказалось, что он нужен для тех, кому в полете станет плохо. Меня затошнило сразу же, еще до взлета.
– Знаешь, голубушка, – зашептала мне в ухо баба Аня, – а ведь самолеты – это заколдованные волшебные Пегасы.
– Нельзя детей обманывать! Самолеты – это машины. Для них дедушка Петя на заводе турбины делает, а мама рисует чертежи.
– Вот именно! Что такое чертеж? Это выкройка! Ты видела, зачем я делаю выкройки?
– Чтобы платье по фигуре село.
– Конечно! И мама делает выкройки, чтобы железо, точнее, алюминий плотно сел по фигуре волшебного коня, а дедушка Петя строит турбины, чтобы Пегас быстрее летал и мог поднять сразу много человек.
– А ты не врешь? – недоверчиво переспросила я. – Покажи пальцы и скажи «честное партийное».
– Чтоб мне пропасть! – поклялась бабушка и продолжила рассказ. – Когда наш самолетик побежит по взлетной полосе, ты сама почувствуешь, как норовистый Пегас все больше и больше набирает скорость, как он отталкивается всеми четырьмя колесами-копытами, расправляет крылья и стремительно взмывает вверх.
Самое удивительное, что бабуля меня не обманула. Я зажмурилась и почувствовала все то, о чем она говорила: и разбег, и толчок, и отрыв от земли… Правда наш Пегасик, наверное, был уставший или старый, так что в полете все время спотыкался, проваливался в огромные ямы, кренился со стороны на сторону, да так сильно, что кулек бумажный мне все-таки пригодился. Зато отныне и, как потом оказалось, навсегда я полюбила полеты и особенно самый первый миг отрыва от земли. Это же так здорово, когда волшебную лошадку отпускают на волю, в небо, а не держат на асфальте аэродрома…
Все свои впечатления от первого в жизни полета я рассказала Аркашке Иванченко, вручая ему казахские подарки.
– Это что? Тапочки-валянки? Как у Хоттабыча?
– Сам ты Хоттабыч, – обиделась я. – Это национальная обувь Татара Монгольского Игоря. Это такой главный герой казахов, которого потом все равно русский богатырь победил.
– Главный герой казаков – Богдан Хмельницкий! Ты, что ли, на экскурсию с нами не ходила к дубу, на Хортицу?
– Но и он же к русскому богатырю в армию пошел. Значит, главный русский богатырь!
– Точно!
И мы довольные побежали относить подарки Аркашке домой.
А вечером я уже с новой порцией подарков пошла в гости к Беренштамам. Но предварительно позвонила. Почему-то месяц отсутствия дома сделал меня удивительно воспитанной девочкой. Через 10 минут мы уже разбирали разные сладости, которые купила для друзей бабушка. Анна Ароновна с удивлением разглядывала кусочки полутвердого сыра иримшика и кругленькие, величиной с абрикосину, шарики сыра курда, пробовала медовые коврижки-конфетки чак-чак, а пахнущую остреньким колбасу из конины кызы, а также бутылку коньяка «Казахстан» с благодарностью принял Борис Абрамович.
– Ну что, постреленыш, кормить тебя или сначала ты нам все расскажешь?
– И не кормить, и не расскажу. У меня от разговоров уже рот болит. Утром маме рассказывала, потом девочкам, потом Аркашке. Я завтра вам еще подарочек сделаю: нарисую все, что видела, и подпишу. Я теперь почти не путаю повороты в буквах. Так что получится настоящая книжка.
– Тогда давай мы тебя чем-нибудь порадуем? Ты знаешь, почему Аня так хлопочет? Знаешь, какой скоро праздник?
– Знаю, конечно! Мамин и бабушкин день! Мне тетя Люба для них духи дала, но я еще что-нибудь от себя подарю обязательно.
– Я про другой праздник! Он наступит раньше 8-го марта и называется он Пурим. Это самый веселый праздник у нашего народа.
– Веселее, чем Ханума, чем Новый год и День рождения деревьев?
– Ханука… Правильно говорить ханука. Да, много веселее. Этот праздник называется Пурим, и у него тоже есть интересная история.
– Сказочная?
– А то! Много-много лет тому назад персидский и вавилонский цари угнали в рабство еврейский народ…
– Ну, дались же им бедные евреи! – искренне возмутилась я. – Все время их кто-нибудь куда-нибудь угонял. Наверное, потому, что у них все девушки были такие красивые, как Мирра?
– И поэтому тоже, – улыбнулся дядя Боря. – Ты помнишь сложное имя царя, которое мы с тобой учили?
– Новое худо нес? Навуходоносор? – обрадовалась я. – Помню, конечно.
– Так вот, он-то как раз и забрал в плен много тысяч евреев. После него цари сменяли царей, а бедный еврейский народ так и жил в голоде и рабстве. Наконец персидским и вавилонским царем стал Ксеркс. И был он настолько талантлив и мудр, что выбрал себе в советники самого мудрого из евреев – Мордехая, а его племянницу Эсфирь взял себе в жены.
– А как же злой визирь? – перебила я в нетерпении. – Обязательно должен был быть злой визирь!
– Точно! Был такой. Звали его Аман. Очень не понравилось ему то, что плененный народ так приблизился к царю. Поэтому он задумал плохое и рассказал Ксерксу, что евреи смеются над царем, поклоняются своим богам и проклинают персидских.
– Разгневался тут царь и приказал всех убить… – продолжила я. – Знаю, так во всех сказках бывает.
– Но это было на самом деле, дитя мое. Ксеркс издал указ, в котором приказал казнить всех евреев от мала до велика. И даже назначил день казни. А раньше цари не имели права свое слово нарушать. Долго думала бедняжка Эсфирь, чем помочь своему народу. И придумала, что будет дни напролет танцевать перед царем, всячески его ублажать и развлекать, кормить на пирах вкусной едой, а когда он совсем раздобреет, попробует уговорить его отменить казнь. Эсфирь очень рисковала, потому что за такую просьбу ей могли отрубить голову. Наконец она решилась и бросилась царю в ноги…
– Не вели казнить, вели слово вымолвить, – завыла я, повторяя самое действенное сказочное заклинание.
