– Ты сама словно мартышка. А ведь тебе скоро седьмой год пойдет… Знаешь ли ты, что Анапа – один из старейших городов нашей родины? Ах, как чудесно написал о ней как-то Максимилиан Волошин… Вот, послушай:
Здесь город был и порт…
Остатки мола видны под волнами.
Соседний холм насыщен черепками
Амфор и пифосов…
Но город стерт, как мел с доски
Разливом диких волн…
– Ну, как это он стерт, когда мы же по нему идем? – Мне нравилось, когда бабушка читает стихи, правда не всегда те, что любила читать я сама. Например, бабуля никогда не цитировала Константина Ваншенкина. А как раз именно его строчками про любовь мои старшие подружки исписали все свои «секретные тетрадки». Я пригорюнилась. Ах, подружки… Да даже и друзья-мальчишки… Особенно Аркаша Иванченко и красавчик Сережа Сташенко… Как им небось сейчас весело дома, на Днепре. Весь май и июнь, пока большинство детей нашего двора не отправляли на две-четыре недели в пионерлагеря, мы с приятелями удирали со двора и неслись в дубовую рощу, откуда до острова Хортица ходил маленький теплоходик. В принципе, мы могли бы переплыть Днепр и сами, но на кораблике было значительно интереснее. На острове мы ели унесенные тайком из дома яйца, огурцы, редиску и первые помидоры, а потом запивали все это большущими кружками кваса, который продавался в бочке прямо на пляже.
– …Если бы ты слушала вчера внимательно, а не вертелась по сторонам, то узнала бы из рассказа Сталины Ивановны о местном музее – раскопках древней Горгиппии. А также о городе Россия (на месте нынешней станицы Голубицкой), откуда, по мнению академика Трубачева, это имя перешло на государство Российское. Пока ты каталась на качелях в городском парке, нам очень интересно рассказали об игумене Никоне в Тмутаракани, писавшем начальные строки «Повести временных лет», о дочери Темрюка – второй жене Ивана Грозного, и о Лермонтове, конечно…
Анна Георгиевна продолжала вещать, и я вдруг с ужасом подумала, что бабушка сейчас может попросить меня повторить свой рассказ, а я, как назло, совсем его прослушала, замечтавшись.
К счастью, в это время мы подошли к самому пляжу. Время близилось к семи часам вечера, и народу было совсем немного, не так, как днем, когда пробираться к морю приходилось, лавируя среди плотно уложенных на полотенцах и простынях тел курортников-дикарей. (Мне очень нравилось это хулиганистое слово – «дикари»). Анна Георгиевна аккуратно расстелила симпатичный клетчатый коврик (подарок молдавской партийной делегации) и воткнула большой парусиновый зонт. Рядом с нами, буквально в двух шагах, расположилась на отдых семья: стройный, мускулистый мужчина, женщина с округлившимся животом в ярком ситцевом сарафане и малышка-девочка с удивительно большими и почему-то испуганными глазами.
Я рассмеялась, услыхав причину этого испуга, – девочка очень боялась идти в море, а папа уговаривал, что только подержит ее на руках, чтобы хоть чуть-чуть намокли ножки.
– Ба, а помнишь, у нас тоже есть такая фотография: мама, я и папа в Алуште. Я тогда тоже воды боялась, и папа держал меня на ладошке, прямо в носочках. Правда, я тогда совсем глупая была. Зато сейчас запросто Днепр переплываю… – Я захохотала, но, увидев посеревшее лицо бабушки, мигом прикусила язык.
– Ты что???? Что ты делаешь? И-ик… – у бабули началась сильнейшая икота. – Ну-ка немедленно мне отвечай! И-ик!!! Какой, к чертям, Днепр? Ты соображаешь, что это смертельно опасно! И-ик!!
Отдыхавшая рядом семья с удивлением посмотрела в нашу сторону.
– Ну, ба, это я так говорю, образно…
– Ах, образно?!! И-ик! Так вот, говорю тебе со всей ответственностью, что по возвращению домой у меня будет серьезнейший разговор с твоей матерью. Пусть Людмила или уходит с работы, или сдает тебя на все лето в лагерь.
– Ну, буленька, ну, милая… Ну, мы же и так с мамочкой поедем в Бердянск, когда вернемся. А потом, чик-чик – и уже школа… Я страшно не хочу в лагерь…
– А это уже, сударыня, не ваше дело. Никого не интересует, чего хотите именно вы!
Я приуныла. Когда бабушка начинала меня называть «сударыней» или «барышней» и принималась «выкать», значит, дела обстояли совсем плохо.
– А ты с Брежневым уже свои дела обсудила?
– Не твое дело!
– Почему?
– Потому что любопытной Варваре на базаре нос оторвали!
Бабушка закурила свою «Новость», но по ее довольному лицу я поняла, что важный разговор состоялся и сложился он удачно.
– Кстати, хорошо, что ты спросила. Пойдем-ка, моя любезная внучка, в гостиницу. Мне срочно нужно позвонить Беренштамам и обрадовать Бориса Абрамовича…
По возвращении из Анапы я, что называется, из огня да в полымя попала в горячие объятия второй бабушки – Лилы, которая увезла меня на два месяца в Москву, помогать своей старшей сестре Миле, у которой родилась внучка. Родители девочки Наташи – страстные ученые-океанографы – очень боялись пропустить «сезон», который был слишком короток для изучения ими каких-то одним им ведомых диковинных моллюсков, а бабушка Мила, по словам моей бабули, «будет ребенка стерилизовать со спиртом и марганцовкой, кормить трижды прокипяченным молоком и держать в квартире с наглухо задраенными окнами». Действительно, Милица Григорьевна была аккуратисткой жуткой, еще похлеще моей мамы.
Так и получилось, что в свой двор я вернулась фактически к своему дню рождения, и первой оглушительной новостью для меня стало сообщение о том, что Мирра выходит все-таки замуж, а второй – что Беренштамы уехали.
– Куда уехали? Надолго? – спросила я у мамы, всей душой стремясь побыстрее удрать из дома к Мирре.
– Надолго, доча. Навсегда.
Сказать, что пол у меня ушел из-под ног, – это ничего не сказать.
– Вот, возьми… Это Анна Ароновна подготовила для тебя, – и мама протянула мне обычную канцелярскую папку с кипой исписанной бумаги.
– Что это?
– «Рецепты еврейской мамы»… Видишь, папка же подписана.
– Ненавижу! Как вы могли? Как они могли???
– Это жизнь, моя хорошая. В ней бывает всякое. Им разрешили отъезд, бабушка Аня похлопотала на самом верху. Правда, дали на все про все месяц, поэтому наши соседи очень торопились. Но даже в спешке о тебе не забыли!
Только спустя пару месяцев я рискнула развязать холщовые тесемки…
«Дорогая наша девочка! Мы с Анечкой очень любим тебя и очень сожалеем, что так мало времени успели провести вместе с тобой. Мы уезжаем на нашу родину, о которой я тебе столько рассказывал. Мы надеемся, что сможем наконец увидеть сына, невестку, внуков. И мы верим, что пройдет какое-то время, ты подрастешь и прилетишь к нам в гости с мамой или бабушкой. Обещай, что будешь хорошо учиться, что вырастешь большой и умной, станешь добрым человеком, которым мы все будем гордиться. Может быть, когда-нибудь, когда ты сама станешь мамой, рецепты моей Анечки пригодятся тебе и твоим деткам. Обнимаю тебя крепко, твой дядя Боря».
