Как бы там ни было, Эйвери и Гарольда нельзя назвать друзьями. Нет никакой гарантии, что в ближайшие дни они пересекутся, поэтому вся надежда на фотоклуб. Надо идти сегодня, потому что они собираются раз в месяц.
Я написала Эйвери:
МАРГО: Можно примазаться?
ЭЙВЕРИ: Хочешь с нами?
МАРГО: Ага. Я немного увлекаюсь фотографией. Может, присоединюсь к вам через годик.
ЭЙВЕРИ: ОК.
Эйвери заехал за мной в семь утра. Шел дождь, и хотя я надела плащ, все равно вымокла до нитки, пока добежала от крыльца до машины. Я хотела поблагодарить Эйвери, но вместо этого закашляла и громко хлюпнула носом.
Эйвери нахмурился.
– Простудилась?
Черт. Надо скрывать симптомы, а то меня отправят домой лечиться.
– Не-а. Аллергия разыгралась.
Я выдавила улыбку, безуспешно притворяясь здоровым человеком.
– Аллергия? Точно?
Эйвери недоверчиво поджал губы.
– Слушай, мне нельзя пропускать уроки, потому что у меня много контрольных. А еще я хочу попасть к вам в фотоклуб. У тебя очень клевый Инстаграм, я тоже такой хочу. Надо научиться делать классные снимки.
Кажется, один из симптомов простуды – бессвязный поток сознания вместо речи. Я закрыла глаза, решив не открывать их до конца поездки.
– Кресло не горячее? – спросил Эйвери. Я поняла, что мне подпекает задницу.
Я что, описалась?! Неужели совсем потеряла над собой контроль? А, нет, случайно включила подогрев сидений… Куда без него в такой модной крутой тачке?
– Самое то. Знаешь, мы, плебеи из «Тринити-тауэрс», роскошью не избалованы, поэтому балдеем при каждой возможности.
В ответ я не услышала смеха. И язвительных реплик тоже. Я приоткрыла глаз и увидела, что Эйвери смотрит прямо перед собой на дорогу. Кажется, ему мое меткое замечание не понравилось. Ну, извините.
Мы припарковались возле школы. Я думала, Эйвери в своей обычной джентльменской манере откроет дверь и поможет мне вылезти, но он так и сидел на месте. Потом сказал:
– Знаешь… Я сегодня утром придумал целый план. Хотел проводить тебя до дверей под гигантским зонтом. Но… Умудрился его забыть.
Эйвери досадливо цокнул языком.
– Это было бы очень вежливо с твоей стороны.
– Знаю!
– Может, так добежим? – спросила я.
У меня тоже не было зонта.
– Ты болеешь. Давай подъеду и высажу тебя у самого входа.
– Нет, я в норме. – Ничего подобного. Мне было очень плохо. – Ну что, наперегонки?
Марго, ты что творишь, успокойся!
– Ладно. Но должен предупредить… Я быстро бегаю, – сказал Эйвери, горделиво показывая мне бицепсы.
Нет, ну каков нахал, а?
До входа было примерно пятьдесят метров. Эйвери сегодня надел свитер из натуральной шерсти. Однозначно дорогой.
– Ясно. А я играю нечестно.
Не успел он опомниться, как я выхватила у него ключи, бросила на заднее сиденье и выскочила из машины.
Эйвери завопил мне в спину, громко хлюпая «крутейшими ботинками» по лужам.
– Черт! Зараза!
Смех рвался из груди. Я добежала до дверей (ура, первая!), повернулась, чтобы объявить о своей победе, дернула за ручку… но та не поддалась. Дверь была заперта.
– Мертц, чего ты тянешь? Открывай! – завопил Эйвери.
– Кажется, закрыто! – крикнула я сквозь дождь.
– Потому что только психи приезжают в такую рань!
Мы оба были без курток. Я сжалилась над Эйвери, сняла плащ и накинула нам на головы.
– Пойдем, главный корпус обычно открыт.
Мы сделали пару шагов, неловко балансируя под узким плащом. Идти было неудобно – все равно что ковылять со связанными ногами, вдобавок при каждом движении нас окатывало водой. Эйвери обхватил меня за талию, другой рукой придерживая плащ. Я была ниже, поэтому дождь все равно капал на плечо. Эйвери прижал меня теснее.
Возникло подозрение, что зонт он «забыл» нарочно. Хотя, если честно, Эйвери вряд ли способен на манипуляции. Стало немного стыдно – потому что сама я могу учудить и не такое.
До главного входа мы добрались абсолютно мокрые. Волосы прилипли к лицу. Видок у нас был еще тот. По необъяснимой причине мы громко расхохотались. Было весело, пока я не чихнула Эйвери в лицо.
Если не обращать внимания на стучавшую в голове мигрень и дремоту, из-за которой четвертый и пятый урок не отложились в сознании, оставшаяся часть дня прошла без особых происшествий. Ну, если не считать того, что Мэнди Тиллман звучно пукнула посреди урока и, разумеется, расплакалась. Она была из тех тощих смазливых девиц, которые скорее умрут, чем позволят себе пукнуть на публике. Однако, видимо, не удержалась. Обычно я не люблю упиваться чужими страданиями, но в этот раз хохотала громче всех. Наверное, ее позор запомнят в школе до конца дней.
В остальном обошлось без происшествий.
Прозвенел звонок. Я на скорую руку поискала в интернете имена известных фотографов. Надо будет сказать что-нибудь проникновенное про снимки Эйвери (например, что в них видна задумчивая атмосфера Стиглица, но с дерзостью Энни Лейбовиц
[71]).
В четырнадцать тридцать пять мы с Эйвери встретились у дверей фотолаборатории. Он нес два стаканчика с подозрительной на вид жидкостью, один горячий, другой холодный.
– Сначала пей холодный, только залпом. Потом горячий, но не обожгись. Сразу не поможет, но к утру должна стать как новенькая.
Он вручил мне оба стаканчика.
У меня мама медсестра со стажем, поэтому я знала, что от простуды поможет одно – теплое одеяло и сезон любимого сериала. Однако мы изображаем влюбленную парочку, значит, придется подыграть. Я выпила содержимое холодного стаканчика и чуть не выплюнула обратно, потому что на вкус оказалась редкостная дрянь.
– Господи, ну и гадость! Что ты туда налил?
– Не капризничай. Пей, а то не поможет. В основном капустный рассол и цинк.
– Ты что, сторонник народной медицины?
С богачами такое бывает.
– Пей! – велел Эйвери.
Пришлось осушить стаканчик до дна. С каждым новым глотком зелье становилось все гадостнее.
Держа второй стаканчик с менее мерзким содержимым (обычный чай), я вошла в фотолабораторию и села рядом с Эйвери. Из учителей в тот день дежурил тренер Пауэл. Толстяк средних лет, давно позабывший о былых достижениях в баскетболе, сидел, уткнувшись в книгу. Причем не абы какую, а роман Тони Моррисон!
[72]
