– Да при чем здесь мелкие?! – воскликнул Живан. – Главное, чтобы они умелыми и дисциплинированными солдатами были, а уж стать – это вторично. Я уже не говорю про цвет их волос!
– Господа, не спорьте! – прервал спор Егоров. – Вот Николай послужит у нас немного, и вы потом продолжите эту свою полемику. А может, даже ее и продолжать вам нужды не будет. Пока же прошу отойти от беседы на такую спорную тему, ибо наши дорогие женщины зовут нас к столу. Они все уже накрыли и приготовили, а теперь и переоделись во все праздничное.
Семейный ужин был с традиционными тостами и застольными разговорами. Хозяйки строго следили, чтобы у всех были полные тарелки. Йована не отходила ни на шаг от Радована, подкладывая ему самые лучшие куски.
– Кушай, кушай, сыночек. Вон как ты похудел в этих столицах. Уж я тебя откормлю, мой хороший, – гладила она здоровенного парня по его жестким черным волосам.
– Эх, дяди Михайло с тетушкой Антонией здесь не хватает, – огорченно произнес Живан. – Знали бы, что ты приедешь, так оповестили бы их заранее. Тут до Херсона всего одни сутки пути, если поспешать. А ведь как хорошо дядя на скрипке играет! Слышал бы ты его сам, Николай, – наклонился он к сидящему по соседству подпоручику. – Думаю, он ничем не уступит скрипачу даже из столичного театра. Мы бы и попели, и потанцевали, да и просто послушали его чудную музыку.
– Ну, насчет сравниться со столичными музыкантами – это уж навряд ли, – покачал головой гвардеец. – А вот потанцевать да, здесь у вас весьма интересные дамы имеются. И я бы не против… – тихо произнес он, пристально вглядываясь в идущую от дома с кувшином вина Милицу.
Вечер продолжался до позднего вечера, и гости расходились уже в сумерках.
– Матвей, проводишь господина подпоручика до той хаты, что ему выделили для постоя, – отдал распоряжение своему вестовому Алексей. – Только осторожнее, видишь, их благородие немного устал.
– Есть, ваше высокоблагородие, – козырнул тот в ответ. – Даже не сумлевайтесь, в самый аккурат их доставлю, – и тактично придержал пошатывающегося офицера.
– Эй, человек, ты чего, ты куда меня тащишь?! – послышался возглас уже из-за ограды. – Веди меня в ресторацию, или где тут у вас еще бывает весело? Хочу музыки, мамзелей и шампанского!
– Будет ему скоро и музыка, и мамзели, и шампанское, – проворчал Гусев. – Послал же господь бестолочь. И на тебя ведь весь вечер пялился! – сказал он с укором жене. – Еще и шуточки его эти сальные, ужимки.
– Сережа, ты никак меня ревнуешь? – улыбнулась мужу Милица. – Оставь. Ты бы лучше подумал, почему я отказалась даже от самого малого глотка вина.
– Ну и почему же? – все еще хмурясь, проворчал Гусев.
– Ну а сам-то головой подумай! – и она зашептала ему что-то на ухо.
– Да ладно! – открыл тот широко глаза. – А я ведь и не замечал! Ура! У нас будет!..
– Тихо, тихо! – и она зажала ему рот ладошкой. – Об этом не нужно громко говорить. Зачем пускать слова на ветер? Совсем скоро – месяц-другой – все и так уже станет заметно.
Глава 8. Бестолочь
– Батальо-он, смирно! Равнение на середину! Господин подполковник, особый отдельный батальон егерей на утреннюю проверку построен!.. – традиционно докладывал на общем построении секунд-майор Милорадович.
День начинался как обычно: по будням барабанный бой поднимал личный состав на самой заре, и солдаты, быстро одевшись, выбегали строиться на огромном поле, привычно разбиваясь на подразделения. Далее шла проверка их внешнего вида, оружия и амуниции. Потом, как обычно, была пробежка с гимнастической зарядкой, после которой егеря шли умываться, убираться в месте своего расположения и готовиться к завтраку. А после него уже начиналась повседневная служба с военными учениями, караулами и дозорами.
– Алексей Петрович, командира первой полуроты Скобелева опять на утреннем построении нет, – докладывал Егорову начальник штаба батальона. – Похоже, что он изволит уже в четвертый раз на него опаздывать. И это все за свои неполные три недели службы здесь. Разлагает дисциплину, над солдатами издевается, со старшими офицерами, что ему делают замечания, ведет себя вызывающе и крайне неуважительно, – продолжал доклад Гусев. – Вторая рота и так уступала всем прочим в своей организованности и в воинском обучении, а тут она и вообще скатываться вниз начала.
Со всем этим нужно было что-то делать. Капитан Гусев был абсолютно прав, Алексей и сам все это видел. Выходки и дурь Самойлова уже серьезно всех достали. Никакие замечания от старших офицеров и строгие выговоры самого командира на него абсолютно не действовали. Не раз уже замечал Егоров и такой характерный, но непривычный на пограничной линии запашок перегара от подпоручика. «Опять эта бестолочь на ночь нажралась», – думал он, глядя на идущего к своей полуроте какого-то помятого и хмурого гвардейца.
– Господин подполковник, разрешите встать в строй? – козырнул тот еще издали.
– Не разрешаю! – буркнул Егоров. – Извольте сначала привести себя в порядок, господин подпоручик!
Из шеренг егерей раздались смешки.
– Господин подполковник! – вызывающе выкрикнул Самойлов. – Я в полном порядке, и не нужно здесь делать из меня посмешище перед всеми!
– Командирам рот, развести свой личный состав по местам! – отдал приказ Алексей. – Подпоручик Самойлов стоит на месте!
Батальон поротно и отдельными подразделениями вышел с плаца, и на нем остались только лишь два офицера.
– Ну что, господин подпоручик, все нижние чины убыли, и потешаться над вами более уже некому? – задал вопрос командир. – А теперь посмотрите на себя со стороны, во что вы здесь превратились? Мундир на вас грязный и мятый, за три недели вы успели его изорвать, а починить его недосуг было? Амуниция на вас сидит как седло на списанной на живодерню старой кобыле. Сапоги не почищены, сами не умыты, а изо рта перегаром несет. И вот это бравый гвардеец, который принимал участие в блестящих парадах. Позорник вы, сударь, и на посмешище выставляете себя вы сами, а не я!
– Господин подполковник, я попросил бы не оскорблять меня! Я офицер и честь имею! – взвился Самойлов.
– Да какой вы офицер? – оглядывая подпоручика с презрением, тихо произнес Егоров. – Вас вон даже свои солдаты не уважают! Были бы вы, Николай, просто рохлей, но с человечностью и с добрым нравом, так они бы и сами вам помогли. Отмыли бы вас, неразумного, отстирали да очистили, подшили бы аккуратно и опекали как маленького, но слегка эдакого глупого ребенка. Но повторяюсь: если бы вы были с ними человеком, а не!.. – и он сплюнул себе под ноги. – Вы ведь не просто нас, офицеров, в глазах нижних чинов позорите, а и такого высокого начальника, как… как ваш дядя. Я не буду даже произносить здесь его имя. Соберитесь уже, подпоручик. Изменитесь, пока у вас еще есть время! Поймите, сейчас, пока еще здесь мир, вы можете барахтаться, и пусть даже так позорно, как вот сейчас, но все же у нас служить. А вот как только начнутся настоящие боевые действия, то я за вашу жизнь вообще не ручаюсь. Вы покойник, Николай! После первого, ну, самое большее после второго боя вас непременно зароют в землю ваши же солдаты. И вы оставите о себе память как о никчемном, бестолковом и дурном человеке. Как вам такое?
