– …Ну а в прошлую осень умер Володенька, – рассказывала за столом Анна. – Он ведь последние три года сильно хворал. Да и при тебе, еще тогда, в ту побывку, помнишь, я ведь говорила, что у него и одышка, и боли в груди появились. Иннокентий Данилович ему каких-то порошков там приписал, капель, а самое главное, говорил, что гулять на свежем воздухе надобно чаще. Уж как я его убеждала в дальнее имение перебраться, там ведь такой воздух чистый в сосновых борах. Но все впустую. Скучно, говорит, ему там, в этой глуши. Здесь-то, в самом Козельске, хоть какое-то общество есть, а там тишина и покой. Вот и осталась я совсем одна: ни детей, ни мужа, ни семьи.
– Ань, ну ты чего? Вон мы всей семьей к тебе приехали! – кивнул на всех ужинающих за большим столом Алексей. – Чего тебе, мало, что ли, нас четверых? Это детвора с дороги пока такая тихая, а вот как только выспится да немного отдохнет, такой тарарам у тебя здесь устроит! Сама таким гостям рада не будешь!
– Да что ты такое говоришь! – всплеснула руками Анна. – Мне ведь это за счастье! Хоть детский смех слышно будет, а то тихо в доме, как на… – и она перекрестилась на икону Богородицы в углу.
– Ну, тогда ладно, – улыбнулся Лешка. – Уж скучно здесь точно теперь не будет. Но мы у тебя недолго, денек, не более, погостим и потом уже в поместье поедем. А давай-ка и ты с нами туда собирайся, сестренка? Нечего тебе тут одной скучать, когда вот такая развеселая родня рядом. Да ведь, Катарина? Забираем с собой Анну?
– Конечно! – воскликнула та с искренней радостью. – Аннушка поедемте, пожалуйста, с нами, нам с вами вместе будет так хорошо!
– Тетя Аня, ну пое-едем, – заканючила Настя. – Батюшка с Ильюхой все равно будут с мужчинами свои беседы вести, а мы, дамы, с вами станем держаться, – и она, соскочив со стула, подбежала к тете. – Ну, тетя Анечка, ну пое-едем!
– Ох и лиса! К любому, когда ей надо, подластится, всегда сможет, – покачал головой Алексей.
Егорьевское встретило Алексея деловой суетой. На прежнее захолустное и глухое имение теперь оно было совсем не похоже. На нескольких широких улицах виднелась пара сотен домов, высилась новая церковь, а из труб длинных производственных строений шел дым. И главное, везде было много народа! Раньше зимой едва ли увидишь кого, а сейчас всюду мелькали пешие или на санях. С обрывистых берегов выкопанного пруда скатывалась на лед ребятня. Оттуда доносился их громкий смех и крики.
Сама помещичья усадьба тоже разрослась. Возле нее появилось несколько жилых домов, хозяйственных и производственных построек.
– Ваше высокоблагородие, во вверенном вами имении все порядком и без всяких происшествий, – докладывал в избе-правлении бывший ротный каптенармус Елкин. – Все работы у нас идут по распорядку. Отчеты готовы предоставить сиюминутно, – и он дал легонький подзатыльник молодому пареньку. – Ефимка, тащи быстро сюда всю канцелярию!
– Потап Савельевич, дорогой, – Алексей, широко улыбнувшись, обнял своего управляющего, – ты давай это, с отчетностью пока повремени. Я с семьей надолго приехал, посидим еще вместе, поговорим. Где Карпыч-то?
– Так он на маслобойне, Ляксей Петрович, – пояснил Елкин. – Там нонче с утра большую партию семечек на отжим подали, вот он и глядит, чтобы все далее порядком там было. А то вот в прошлый раз семена покрушили, да, видать, пережарили их маненько. Уж как только не фильтровали мы то масло опосля, как только его не отстаивали! – и управляющий махнул с досадой рукой. – Однако все одно: горчинка в ем так и осталась, и весьма даже изрядная. Вот теперича, как первосортное, оно, вестимо, уже и не пойдет. Сбудем мы его опосля, конечно, но уже и хорошую цену у скупщиков за него не возьмешь.
– Да-а, непросто здесь у вас все, – уважительно покачал головой Алексей. – Ну, ладно, давай-ка я не буду вам здесь мешать. Я ведь, Потап, сюда надолго и со всей своей семьей приехал. Пока вон Анна Петровна с женой и с детьми в доме обживаются да хозяйство у дворовых принимают. А потом, как только они свыкнутся, так большую стряпню затеют. Вот вы и приходите все к нам на ужин прямо сегодня. Супругу с собой бери, Потап Савельевич, детишками-то, небось, обзавелся?
– Двое уже, ваше высокоблагородие! – с гордостью подкрутил ус бывший унтер. – Оба мальчишки, год и три. Да ведь неудобно как-то! Ну чего это мы всей своей оравой да в господский дом вдруг пойдем?!
– Ты это, командиру-то не перечь! – с нарочитой строгостью в голосе буркнул Алексей. – Сказано было явиться по всей форме и со всей семьей, значится, исполняй!
– Есть явиться на ужин всем семейством и по форме! – вытянулся бравый солдат. – Будет исполнено, ваше высокоблагородие!
– Вот то-то же! – улыбнулся Егоров. – Карпыча, Курта тоже не забудь предупредить! Они-то как, семьями не обзавелись еще пока?
– Никак нет, господин подполковник, – покрутил головой управляющий. – Карпыч говорит, что стар он для этого. А вот у нашего немца, как поговаривают, якобы есть какая-то зазноба в Козельске. Сама-то она из купцовских дочерей, но батюшка ее, дескать, не привечает нашего Курта. Вот он пока что никому еще нашим про нее-то и не рассказывает. Все чего-то там прячется, тихорится. Да я бы вам в письме-то, небось, уж прописал бы про такое. Ну, или он сам бы вам об этом доложился. Дело-то ведь это серьезное – женитьба. Как же это можно, чтобы своего командира не известить и не испросить у него положенного благословения?
– Да ладно, ты наговоришь, Савельевич, – усмехнулся Алексей. – Чего уж тут, дело личное, чтобы еще и о женитьбе меня спрашивать. Чай не в мундире уже давно ходите.
– Ну уж не-ет, ваше высокоблагородие! – не согласился с ним управляющий. – Вы для нас как вот были командиром, так им и остались. И нам такое вот понимание даже и для самих будет удобственней. Словно мы здесь не увечные инвалиды, а как бы еще на службе состоящие.
– Ну, смотрите сами, Потап, – пожал плечами Алексей. – Коли вам самим так нравится. Так, насчет ужина я все сказал, в общем, жду вас всех, как стемнеет.
За большим накрытым столом в гостиной помещичьего дома сидели самые близкие здесь для Алексея люди. Социальное расслоение и сословность в России никто не отменял, и Анну к этому пришлось подготовить заранее. Для семьи же Егоровых с ее проживанием на Бугской пограничной линии такое было гораздо привычнее. Первая скованность и стеснение прошли, и после третьего тоста разговор стал более непринужденным. Анна Петровна с Катариной пытались разговорить застенчивую Ульяну, жену Елкина. Мужчины вспоминали своих друзей и эпизоды сражений минувшей войны, а старшие дети носились по комнатам, играя в прятки. Один лишь маленький Ванечка сидел на коленях у мамы и недоверчиво смотрел на незнакомых тетенек и дядю, посасывая вкусное печенье. Расходились уже далеко за полночь. Детвора, набегавшись, уснула, и их закутали в одеяло прямо сонных.
– Удивительно, какие приятные люди, – качала головой Анна. – Вот, казалось бы, такие они простые, из самого что ни на есть подлого сословия, а ведь все воспитанные, умные и добрые. Ни тебе чванства или гонора, ни тебе зависти или заискивания. Мне даже и с Ульяной было о чем поговорить. Все-таки плохо мы знаем свой народ. Ему бы знаний вот как нам, дворянам, и они вполне бы смогли даже и без нашей крепостной опеки жить.
