– Ясно, ваше превосходительство, будем исполнять, – вздохнул Егоров. – Спасибо, что уточнили.
– Да не за что, пустое, – отмахнулся Кутузов, прислушиваясь к звукам горна. – Во-о, слыхал? Сигнал со стороны дороги идет. Похоже на то, что уже кортеж показался. Ну, значит, через полчасика, глядишь, и начнутся сами маневры. И правильно, с утра да по холодку оно удобнее будет, пока эта жара не началась.
* * *
Впереди били барабаны, и слышалась залповая стрельба. По плану учений войска русского авангарда отходили под натиском шведов к цепи своих редутов. Вот показались плотные колонны, над которыми реяли желто-голубые стяги. Русский авангард оторвался от них и отступил за цепь редутов, чтобы перестроиться.
– Расстояние до неприятеля – четыре сотни шагов! – выкрикнул Гусев.
– Батальон пошереножно, первая шеренга с колена, две остальные стоя, залпом – огонь! – скомандовал Егоров. «Ба-а-ах!» – ударила первая шеренга. Ба-ах! Через пару секунд громыхнула вторая. «Ба-а-ах!» – прогремела третья!
– Раз, два, три, четыре, пять… – громко отсчитывал секунды перезарядки после первого залпа старший вестовой Кокин. – …Двенадцать, тринадцать, четырнадцать! Огонь! – опять отдал команду подполковник… – Огонь! Огонь! Огонь!
От правого редута, стоявшего прямо напротив трибун зрителей, шел непрекращающийся грохот. Клубы серого порохового дыма относило в сторону, и взору открывались ряды егерей, бивших из ружей и тут же перезаряжавшихся.
– Какой хороший темп огня! – воскликнул принц де Линь. – Они стреляют пять выстрелов в минуту, и вот уже десятый их залп, я специально засек, – показал он на золотую луковицу своих часов.
– Да, очень неплохо, – покачал головой граф Сегюр. – Если бы они еще хорошо попадали, а то, может быть, солдаты обучены быстро заряжать, но вот стреляют они… Как это по-русски? В пустоту?
– Это солдаты егерского батальона Егорова, того самого подполковника, который пару месяцев назад со своим новобранцем состязался в стрельбе с прусским атташе, бароном Корфом, и его денщиком. Я надеюсь, вы слышали об этом занимательном деле? – с улыбкой поинтересовался у заграничных дипломатов граф Безбородко.
– О-о, тогда я беру свои слова обратно, граф, – сделал легкий поклон руководителю внешней политики Российской империи французский посланник. – Этот батальон отменно показал себя и на Кременчугских маневрах, и во время сопровождения нас в Тавриду. Их не было видно, но они всегда были где-то рядом, и я не раз чувствовать на себе их цепкий взгляд. Как это? Как сквозь прицел, вот! – и граф зябко пожал плечами.
«Шведская пехота» в плотных колоннах в это время вышла на расстояние в сто шагов перед русскими редутами. Ей остался буквально один бросок в штыковую, и она сметет зеленые шеренги с земляных валов.
– Сто! – громко крикнул Гусев.
– Фугасы, пли! – выкрикнул Егоров.
– Вот обормоты, на вас еще терочные фитили тратить, – буркнул Афоня и, сплюнув, резко дернул свой витой шнур.
«Баба-ах! Баба-ах! Баба-ах!» – перед валами встала стена из пламени, и пыли. Клубы черного дыма заслонили все в округе.
Императорская свита с расширенными от удивления глазами наблюдала, как пехотные колонны шведов перед самым правым редутом замерли, потом развернулись и дали деру.
«Ура-а!» – послышалось от валов, и за «условным противником» вылетели цепи солдат в зеленых мундирах.
– Григорий Александрович, а во время Полтавского сражения шведы не смогли даже на валы редутов забраться? – с совершенно невинным лицом поинтересовался австрийский император Иосиф II. – Их что, тогда прогнала цепь ваших егерей?
«Ура-а-а!» – раздался рев гренадеров Левашова, скатывающихся с валов вслед за егерями.
– Быстрее! – ревел полковник, подгоняя своих солдат.
– Ну что вы, ваше императорское величество, – со вздохом облегчения ответил Потемкин. – Все как и положено по диспозиции: гренадерские полки преследуют деморализованного противника. А совсем скоро к ним и наша кавалерия подключится.
– А мне очень понравилось! – с искреннем восторгом проговорила Екатерина. – Грохот, огонь, дым, эти колоссальные взрывы! Все так величественно! И наши солдаты, со штыками наперевес выбегающие из этого дымного облака. Вот это я понимаю – война! А не вот это все! – кивнула она на медленно марширующие колонны у дальних редутов. – Прекрасно, Григорий Александрович, вы нам опять сегодня смогли угодить!
Карающий меч власти прошел опять буквально в какой-то пяди от головы Егорова.
Маневры заканчивались традиционным парадом всех участвующих в нем войск.
Подполковник Егоров стоял перед строем своего батальона.
– Братцы, удивить высокую свиту своим корявым шагом нам все равно не удастся. Там столичные полки годами на плацу свои ноги бьют. У нас же с вами другая работа. Поэтому мы все идем ровно и горланим строевую песню что есть мочи и, самое главное, в такт! У вас два месяца времени было, чтобы ее назубок заучить. Чья рота хуже всего себя здесь покажет, та и будет весь месяц на Буге по хозяйству нашим интендантским помогать!
– Батальон, ровняйсь! Смирно! К торжественному маршу. На одного линейного дистанции. Первая рота, прямо, остальные, напра-аво! Шаго-ом марш!
«Бум! Бум! Бум!» – били барабаны, отбивая ритм строевого шага. Особый отдельный батальон егерей приближался к трибунам и помостам, где расположилась вся свита императрицы. Здесь же длинными рядами стояли уже прошедшие свой марш полки и батальоны.
– Песню запевай! – скомандовал Егоров.
Мы родились в дымах Кагула,
Огонь Бендер нас твердо закалил,
Разили турок пулей на Дунае,
Наш на Балканах штуцер точно бил!
Громыхнули строевую марширующие роты. Пусть они шли не очень ровно, слабо тянули ногу, и шаг их не был таким печатным и церемониальным, как у тех же гвардейцев, а сама песня была простенькая, но это шли настоящие солдаты и бойцы, от которых на всех окружающих веяло какой-то особой силой и уверенностью.
Коль даст приказ нам мать императрица,
Пойдем стеной, сметая все с пути
Штыком и пулей, саблей и гренадой.
Врагу России целым не уйти!
Ревели глотки егерей.
– Смирно! Равнение направо!
Мерный топот ног и сотни обращенных глаз на ту, которую они зовут матушкой императрицей. У них, у русских солдат, навсегда оторванных при рекрутчине от отчего дома и от своих матерей, теперь была одна на всех общая и беззаветно любимая матушка государыня, вот она, та, что сейчас смотрит на них с высоты трибуны. «Бум! Бум! Бум!» – твердо печатая шаг, шли роты особого отдельного батальона егерей.
