– Герасим Матвеевич, да ничего, так вот, в движении-то, оно и лучшевее будет, – ответил ему идущий в общей колонне молодой егерь. – Кровь-то – ведь она шибче по жилам бяжит, вот оттого-то и здоровее становишься. А там, в этой обозной повозке, только совсем растрясет, да и скучно мне без вас.
– Можа, ты и прав, – пожал плечами ветеран. – А все же фузейку-то свою прусскую отдал бы Федотке понести?
– Да он с ней, как с женой молодой, даже вон спит в обнимку, – хохотнул Филимон. – Холит ее, лелеет кажную свободную минуту. Кто же свою жену да другому мужику-то отдаст, Матвеич?
– Дурак ты, Филя, хоть и с усами. Вот был бы сам молодым, так схлопотал бы от меня, – насупившись, сказал солдату капрал. – Он тебя с энтой самой фузейкой прусской вона как от турки отбил на косе, когда они вас, тетерь глухих, из караула скрали. Так что ты бы уж лучше помолчал, чем над Мухиным шутковать.
– Да я че, я же ведь просто, – виновато забормотал усач. – Я-то ему теперь по гроб жизни благодарен и сам уж про то ведаю. Тиша, ты прости меня, дурака, ну, сам ведь знаешь, что язык у меня без костей. Не обижайся, брат, а?
– Да я не в обидах, вы чего, дядьки?! – улыбнулся егерь. – Сегодня я, а завтра, может быть, и вы меня выручите.
– Прива-ал! – раздалось из головы колонны.
Походные кухни тут же свернули на обочину, и ездовые начали выпрягать из них лошадей.
– А ну, братцы, подходи, не тяни, вставай в очередь! – крикнул повар Потап. – Кажному котелку по три больших черпака каши нонче причитается. А опосля за кипяточком подойдете и за сухарями. Их тоже поартельно выдавать будем.
4 декабря батальонная колонна егерей вышла к Бугу. Кинбурнская эпопея закончилась.
* * *
Радостный Кутузов обнял Егорова.
– Да, удачно у вас там все вышло, Алексей! Наслышаны мы о виктории на Кинбурнской косе. Целый месяц после нее турки пасмурные на своем берегу сидели и носа не казали. Потом было всполошились, да там уже ледостав начался. Пока река совсем не затвердеет, никакого пути у них к нам нет, а вот потом уже в оба глядеть за ними придется. Всякую пакость от басурман скоро ждать можно будет. Они-то теперь ведь сильно обиженные, им утвердиться в своих силах опять надобно. Да и перед своим большим начальством в Стамбуле не грех выслужиться.
– Эх, ваше превосходительство, – махнул рукой Лешка. – Не нам это нужно ждать неприятеля на своем берегу да готовиться к его встрече. А напротив, ему бы нас у себя бояться. Какую хорошую возможность мы упускаем сейчас для атаки Очакова! Лучшие силы турок потрепаны в сентябре здесь и потом добиты на Кинбурнской косе, а флот их снялся и ушел на зимовку к Стамбулу. В гарнизоне Очаковской крепости и в полевых войсках рядом с ней царит уныние и растерянность. Нужно бить турок с трех направлений. С севера от Ольвиополя, с востока от нашей Бугской линии и с юга, десантом от Кинбурна. Мы бы в клещи их полевой корпус в степи взяли и всех бы до единого выбили в паре сражений, а потом бери сам Очаков решительным штурмом. Самое удобное время ведь сейчас упускаем! – воскликнул в сердцах Алексей.
– Тихо ты, а ну прекращай горланить! – осадил его Кутузов. – Вокруг всегда есть уши! Знаю я про этот план, знаю, подполковник, списывались мы уже о том с Александром Васильевичем. Даже прикидку по всем войскам нашим сделали, где и куда их нам выставлять. Ну, не лезь ты в это дело, Егоров, мой тебе добрый совет. Неужели не хватило недавнего опыта? Так бы уже, чай, с «Владимиром» был на груди в петлице, вон, как и все остальные на маневрах. Еще бы и в чине полковника. А вон, видишь, как все вышло? Генерал-аншеф именно сейчас пытается его светлость князя Потемкина убедить в необходимости нашего срочного наступления. Но ты же и сам теперь знаешь, как у нас такие дела на самых верхах решаются. Надобно десять раз с военной коллегией посоветоваться, а ей потом с высшим советом и тоже по стольку же раз все это обсудить. А вдруг у какого-нибудь сенатора там сомнения возникнут? Потом опять же по новому кругу все эти обсуждения начинаются. Я, конечно, далеко не провидец, Алексей, но весь имеющийся опыт мне говорит, что раньше мая месяца мы к Очакову не пойдем. Подождем на местах, пока дороги не просохнут, пока подкрепления из России не подойдут да пока припасы сюда все не привезут. Да мало ли какие причины могут быть для отсрочки?
– Плохо, очень плохо, – вздохнув, сказал Алексей. – Мы, конечно же, сейчас сломали туркам их план молниеносной войны, но вот теперь и сами увязаем в ней по уши. Бить их нужно было в ноябре месяце, не откладывая все в долгий ящик. Чтобы уже в мае по просохшим дорогам не к этому самому Очакову идти, а за Прут на Бессарабию и уже дальше к Валахии. А может, даже и в саму Румелию ворваться. Чтобы покончить там с полевыми армиями и крепостями турок, а через год уже перешагнуть через Балканы и выйти к проливам. Благо опыт предыдущей войны у нас в этом деле имеется.
– Ну, ты и стратег, Егоров! – рассмеялся Михаил Илларионович. – Вы с Суворовым как два сапога пара, тот тоже вон о Константинополе все бредит. Ничего не выйдет у нас с этим, и даже не из-за нашей русской медлительности, мы-то хоть и долго запрягаем, но зато потом быстро ездим. А тут еще и политический вопрос над всем встает. Австрия вот-вот уже объявит войну Османской империи, и ей тоже хочется откусить как можно больший кусок пирога от турецких владений на Балканах. Вот с этим самым окаянным союзничком и приходится нам сейчас считаться, принимая во внимание его интересы. А-а-а, да не бери ты это в голову, – махнул он рукой. – Давай исходить из того, что нам на этой линии еще полгода как минимум нужно будет держаться. Через пару недель лед на реке накрепко встанет, и все наши войска придется к самому Бугу подтягивать. Чую я, эта зима будет суетной.
* * *
Шестнадцатого декабря под утро турки в первый раз попробовали проскочить на левый русский берег. Пара сотен их всадников в ночной тишине прошла выше того места, где Ингул впадал в Буг, и начала выходить в степь. Дозорный разъезд казаков уже только что проехал это место, удаляясь в сторону Николаевской, но, как видно, у турок заржал жеребец, и кобыла у идущего замыкающим казака фыркнула, запрядала ушами и начала коситься назад. Донские казаки – воины справные, привыкли обращать на всякую мелочь внимание. Приписной, Андрейченко Василий, развернул свой дозор, и станичники разглядели на льду реки темные фигуры. Турки попробовали было прикинуться своими, какой-то говорливый даже начал забалтывать казаков, пока их полсотни начали заходить дозору в тыл. Но их план быстро раскусили, ударили из ружей и припустили в сторону станицы. Через полчаса поднятый по тревоге казачий Бугский полк и первая конная рота волкодавов уже прочесывали то место, где видели неприятеля. На льду нашли только пятна крови и следы османской конницы.
– Все, с этого момента река у нас проходима. До особого распоряжения объявляю усиление на всей пограничной линии, – распорядился генерал-майор Кутузов. – Караулы и разъезды удвоить. Подразделениям всегда быть готовыми к бою!
Через неделю набег турок повторился, только вот выходили они на русский берег верст на десять выше по течению реки и гораздо большими силами.
