Она замолчала, но смысл ее слов был ясен. Единственный способ убедиться, что Одри не прячет снимки, – это привести в исполнение свою угрозу и занести руку над двумя другими ее детьми. Мне стало дурно при мысли, что Джереми похоронен в гробу с каким-нибудь полицейским. Я понял: у меня нет ни малейшей уверенности в том, что найденный мной детский скелет – это Ребекка.
– Я не вставал ни на чью сторону, мама. – Это был ответ на ее упрек, что я повторил ошибку отца, ведь теперь мотивы матери стали мне яснее. Ее рука, до сих пор просто лежавшая в моей, крепко сжала мои пальцы. – Я пытался поступить по совести. Но есть поступки просто правильные и правильные для нас. Ведь я не знал, что тебе пришлось заплатить такую высокую цену.
Очень здорово, когда в романах и фильмах главные герои изображают из себя копов и грабителей, но в реальной жизни только второстепенные персонажи, Каннингемы, принимают на себя удары, терпят боль, чтобы кто-то другой мог победно вскинуть вверх руки. Мой отец пытался «поступить правильно». И это дорого обошлось ему, а не богатым супругам, которые оплакивали похищенного ребенка. И не детективу, выжимавшему из своего информатора все до последней капли ради продвижения по службе. Поэтому для Одри больше не существовало правильного и неправильного. Была семья и все остальное. Может быть, в конце концов она понимала, что это такое. Я пожал ей руку в ответ и спросил:
– Марсело знает?
– Недавно узнал.
– Ты ничего не говорила мне, – сказала Кэтрин.
Трудно было судить, она обижена тем, что ее оставили в неведении, или пытается защититься от лишних расспросов.
– Я мало что помню о том утре. – Не сводя глаз с матери, добавил я.
– Ты был совсем маленький. И это было важно, все перемешалось, но ты слушал, что я говорила тебе. Я сказала всем, включая тебя, Кэтрин, что Джереми умер в машине, потому что так было проще и еще потому, что я боялась, вдруг возникнут новые вопросы, Алан вернется за тобой и Майклом. Скажу честно, я не отрицала своей вины. По иронии судьбы, если бы Саблезубые не разбили окно, чтобы вытащить Джереми, вы все трое могли погибнуть. И я чувствовала, что отчасти заслужила это.
– А потом, семь лет спустя, Марсело помог тебе по-тихому уладить дело с законом. Тогда ты организовала похороны. И посвятила его в тайну. Верно?
– Да. Он все устроил, помог исполнить завещание Роберта и остальное. Подозреваю, я должна еще кое-что рассказать тебе. Но не здесь. Я плохо соображаю. Давайте уедем с этой горы. Ключ в Библии.
Кэтрин открыла ящик прикроватной тумбочки, вынула Библию и встряхнула ее, пролистывая страницы. Из книги выпал маленький серебристый ключ. Разомкнув наручники, моя тетка отцепила Одри от кровати и взялась помогать ей подняться, но та шуганула ее и протянула руку мне. Я нагнулся и подставил плечо. Мать встала, опираясь на него.
– Я хотела предупредить Маколи, – сказала она. – Эти негодяи спокойно убивают детей. Не важно, чего они хотят, получить выкуп или вернуть залог. Жаль, что мои слова были восприняты как угроза.
Ничего не ответив, я обнял ее, надеясь таким образом продемонстрировать понимание. Наконец-то мы могли уехать и, как только спустимся с горы, начнется излечение. Если бы не убийства, можно было бы считать, что воссоединение прошло удачно.
После рассказа Одри я многое понял, но несколько докучливых вопросов продолжали терзать меня.
Если Ребекка Маколи не единственная жертва Саблезубых, как я могу быть уверен, что в гробу было именно ее тело? И как, черт возьми, Алан Холтон сумел раздобыть то, что не могла найти для него моя мать тридцать пять лет назад?!
Я сказал Кэтрин, что встречусь с ними внизу, после того как она поможет Одри собрать вещи, и пошел вслед за Марсело. В голове роились вопросы. Проходя мимо библиотеки на первом этаже, я отвлекся от своих мыслей. В глубине комнаты потрескивал огонь в камине, щеки обдало жаром, на лбу выступил пот. Или, может быть, это тепло поднялось из желудка, взобралось вверх по шее. Интуиция подсказывала, что отдельные кусочки истории постепенно соединяются, но еще не слились в общую картину. Я окинул взглядом полку с детективами Золотого века. Одри поставила Мэри Уэстмакотт не на то место – к авторам на «У», а я переставил книгу к тем, кто на «К». Словно ища вдохновения, я провел большим пальцем по корешкам книг. У Нокса на этот счет нет правила, но во всех романах, стоявших передо мной, детектив никогда не сдавался и не спускался с горы, оставив все как есть.
Но книжные сыщики умнее, чем я. Меня же никакой автор не дергал за нити, как куклу-марионетку, я не обладал никаким особым даром. И никто не принял бы меня в Клуб детективов. Помню, единственной моей мыслью было: я что-то упускаю. Какую-то мелочь. Ведь в таких книгах всегда есть нечто, вскрывающее все секреты, и часто это самая незначительная деталь. Я чего-то не замечал, не мог разглядеть. Даже с помощью старомодного увеличительного стекла Холмса. Или лупы.
И тут все разрешилось.
В таких книгах обычно встречаются какие-нибудь впечатляющие метафорические иллюстрации к моменту, когда у детектива наступает миг дедуктивного просветления. Он сидит в раздумьях, и фрагменты головоломки медленно сближаются у него в голове, или озарение наступает как взрыв фейерверка, или ему выпадает нужная костяшка домино, или он ощупью движется по темному коридору и наконец находит выключатель. В любом случае информация сыплется восхитительным каскадом и подталкивает детектива к финальному открытию. Только что я не знал ответа, и вот уже знаю. Свою догадку я проверил, подойдя к каминной полке, и после этого уже был уверен наверняка.
Пусть порадуется Рональд Нокс – раз уже подсказки, на которые упал луч света, должны быть объяснены читателю, – вот ключи, использованные мной, чтобы свести все воедино: Мэри Уэстмакотт; пятьдесят тысяч долларов; моя челюсть; мои руки; погодные камеры «Небесного приюта»; иск к Софии о халатности; почтовый ящик в Брисбене; Люси, приставляющая к голове воображаемый пистолет; рвота; штраф за превышение скорости; ручной тормоз; лупа; физиотерапия; нерасследованное нападение; рыцарственный и дрожащий супруг; «босс»; куртка; следы ног; Люси в нервном ожидании; финансовая пирамида; отдавленные пальцы ног; телефон в моем шале; сон, в котором я задыхался; новоявленный пацифизм Майкла и Ф-287 – мертвый голубь с медалью за храбрость.
Кэтрин возвестила о своем прибытии многократным стуком чемодана, который волочила вниз по лестнице. Заметив меня, она остановилась, чемодан и моя мать замерли следом. Тетка то ли хотела попросить о помощи, то ли сказать, чтобы я перестал лодырничать, но этого я не узнал, потому что опередил ее вопросом:
– Соберешь всех? Мне нужно кое-что сказать. Пусть придут, потому что у меня есть вопросы. И чтобы никто не сбежал.
Уловив мой строгий тон, Кэтрин лишь кивнула:
– Куда?
Я окинул взглядом полки с книгами, потрескивающий в камине огонь и кресла с красной кожаной обивкой.
– Если мы выберемся отсюда живыми и сумеем продать этот сюжет, по-моему, люди из Голливуда сильно расстроятся, если мы не воспользуемся библиотекой, тебе не кажется?
