— Я бы даже мысли не допустил о том, чтобы сдаться.
— Даже если бы она сказала вам, что не хочет заканчивать свою жизнь так?
Джек на мгновение задумался. Затем убежденно произнес:
— В конечном счете это было бы мое решение. Я не стал бы слушать ни ее, ни кого-либо другого. Я бы стал бороться за любимого человека. В любом случае. Даже если шанс на спасение невелик.
Его слова не утешили Маргарет. У него не было права подвергать сомнению ее убеждения, ее интуицию, но она спросила его мнение, и Джек ответил сердцем, а не разумом.
Чувствуя себя виноватым, он потрепал Маргарет по плечу на прощание и вышел из палаты. Скорей всего решение примет сама природа. Пациент в коме с соматической инфекцией уже стоит на пороге смерти.
Джек вышел из отделения интенсивной терапии и с мрачным видом шагнул в лифт. Тягостное начало отпуска. Он решил, что, спустившись в приемную, первым делом зайдет в магазин за упаковкой пива. Ледяное пиво и полуденный выход в море под парусом — вот что ему сейчас нужно. Это отвлечет от мыслей о Дебби Ханинг.
— Интенсивная хирургия, экстренная ситуация! Интенсивная хирургия, экстренная ситуация!
Услышав сигнал больничной системы оповещения, Джек вскинул голову. «Дебби», — подумал он и бросился к лестнице.
В ее палату уже набились служащие больницы. Он протиснулся к кровати и метнул взгляд на монитор. «Фибрилляция желудочков!» Ее сердце превратилось в трепещущий комок мышц, не способный перекачивать кровь и поддерживать работу мозга.
— Ампулу эпинефрина немедленно! — крикнула одна из медсестер.
— Отошли все! — приказал врач, приложив дефибриллятор к грудной клетке.
Джек видел, как тело Дебби тряхнул разряд, и заметил, что линия на мониторе, подскочив, снова резко метнулась вниз. По-прежнему фибрилляция желудочков.
Медсестра продолжала реанимацию, ее короткие светлые волосы колыхались в такт движениям — она делала Дебби непрямой массаж сердца. Невролог Дебби, доктор Саломон, посмотрел на подошедшего Джека.
— Ввели амиодарон? — спросил Джек.
— Вводим, но он не помогает.
Джек снова взглянул на монитор. Фибрилляция желудочков затихала, линия постепенно становилась прямой.
— Мы пропускали разряд четыре раза, — сказал Саломон. — Сердцебиения нет.
— Внутрисердечно эпинефрин?
— Осталось только молиться. Давай, действуй!
Медсестра приготовила шприц с эпинефрином и надела на него длинную кардиальную иглу. Когда Джек брал шприц, он уже знал, что битва проиграна. Эта процедура ничего не изменит. Но он думал о Билле Ханинге, который ждал возвращения на Землю к жене. И помнил о том, что несколько минут назад сказал Маргарет.
«Я бы стал бороться за любимого человека. В любом случае. Даже если шанс на спасение невелик».
Он посмотрел на Дебби, и в его воображении мелькнул образ Эммы.
— Остановите массаж, — нервно сглотнув, велел он.
Медсестра отняла руки от грудной клетки Дебби. Джек быстро протер кожу бетадином и направил кончик иглы под мечевидный отросток. Когда Джек прокалывал кожу, его пульс участился. Он продвигал иглу в глубь грудной клетки, борясь с незначительным отрицательным давлением.
Капля крови, появившаяся в шприце, означала, что он попал в сердце. Нажав на поршень, он ввел всю дозу эпинефрина и вытащил иглу.
— Продолжайте массаж, — скомандовал он и посмотрел на монитор.
«Давай, Дебби. Борись, черт возьми. Не покидай нас. Не покидай Билла».
В комнате было тихо — все смотрели на монитор. Линия была ровной — сердечная мышца умирала, клетка за клеткой. Слов было не нужно; на лицах застыло потрясенное выражение.
«Она так молода», — подумал Джек. Ей всего тридцать шесть.
Как Эмме.
Доктор Саломон принял решение.
— Давайте покончим с этим, — тихо произнес он. — Время смерти — одиннадцать пятнадцать.
Медсестра, делавшая массаж сердца, отошла от Дебби. В ярком освещении палаты тело казалось безжизненным, пластиковым. Манекеном. У него не было ничего общего с той умной жизнерадостной женщиной, которую Джек впервые встретил пять лет назад на вечеринке НАСА.
В палату вошла Маргарет. Некоторое время она молчала, словно не узнавая собственную дочь. Доктор Саломон положил руку ей на плечо и тихо произнес:
— Это случилось очень быстро. Мы ничего не смогли сделать.
— Он должен был быть здесь, — дрожащим голосом пробормотала Маргарет.
— Мы старались поддерживать жизнь, — добавил доктор Саломон. — Мне очень жаль.
— Кого мне жаль, так это Билла, — сказала Маргарет, и, взяв руку дочери, поцеловала ее. — Он хотел быть здесь. И никогда себе этого не простит.
Выйдя из палаты, Джек упал в кресло на посту медсестры. Слова Маргарет продолжали звенеть в его голове. «Он должен был быть здесь. Он никогда себе этого не простит».
Джек посмотрел на телефон. «А что я до сих пор здесь делаю?» — подумал он.
Он взял справочник со стола дежурной медсестры и, найдя нужный номер, набрал его.
— Агентство путешествий «Одинокая звезда», — ответил женский голос.
— Мне нужно на мыс Канаверал.
6
МЫС КАНАВЕРАЛ
Через открытое окно взятой напрокат машины Джек вдыхал влажный воздух городка Мерритт-Айленд, ощущая запах влажной земли и лесных растений. К Космическому центру имени Кеннеди вела на удивление ухабистая дорога, проложенная через апельсиновые рощицы мимо ветхих ларьков с пончиками и заросших ракетных кладбищ. День клонился к вечеру, и впереди мелькали габаритные огни сотен машин, медленно ползущих вперед. Скапливалась пробка, и уже скоро его автомобиль застрянет в длинной веренице туристов, ищущих место для парковки, чтобы утром с этого места увидеть запуск корабля.
Бессмысленно прорываться через эту массу. Не было смысла и в попытке проникнуть через пропускной пункт Порт Канаверал. Астронавты сейчас все равно спят. Он опоздал и не сможет попрощаться.
Он выехал из потока машин и, развернув автомобиль, направился назад, к дороге на пляж Какао.
Еще со времен Алана Шепарда
[6]
и первого «Меркурия-3» пляж Какао стал центром развлечений для астронавтов. Эта вереница неказистых отелей, баров и магазинов, торгующих футболками, размещалась на узкой полоске земли между Банановой рекой на западе и Атлантическим океаном на востоке. Джек хорошо знал это место от начала («Токио Стейк Хауз») до конца (бар «Полет на Луну»). Однажды он трусил по пляжу, по которому до него бегал Джон Гленн.
[7]
Всего два года назад он стоял в парке Джетти на берегу Банановой реки и смотрел на стартовую площадку 39-А. На свой шаттл, птицу, которая должна унести его в космос. Воспоминания до сих пор затуманивала боль. Джек помнил долгую пробежку тем жарким днем. Когда внезапно он почувствовал мучительную боль в боку, да такую сильную, что упал на колени. А потом, в отделении интенсивной терапии, Джек, одурманенный обезболивающими, смотрел на мрачное лицо своего летного врача, который сообщал ему плохие новости. Камень в почке. Его вычеркнули из списка экипажа.
