Последовала пауза, во время которой Лютер и Николай направились обратно вдоль главной фермы. Вскоре они возникли в зоне видимости камер; Эмма следила за тем, как они, словно водолазы на большой глубине, медленно передвигаются в своих громоздких костюмах и с огромными ранцами. Астронавты остановились у батарей сегмента Р-4. Один из них проплыл вперед и принялся внимательно изучать механизм, соединявший огромные крылья солнечных батарей с опорой фермы.
— Привод помят, — сообщил Николай. — Шарнир не вращается.
— Можно привести его в чувство? — осведомился Григгс.
Они слышали, как Лютер и Николай обменялись несколькими фразами. Затем Лютер спросил:
— Вы хотите, чтобы это выглядело красиво?
— Как получится. Ребята, нам нужна энергия, иначе начнутся неприятности.
— Попробуем поиграть в автосервис.
Эмма посмотрела на Григгса.
— Это то, о чем я подумала?
Но ответил на этот вопрос не Григгс, а Лютер:
— Сейчас мы вытащим молоток и поставим этого сукиного сына на место.
Он все еще был жив.
Доктор Айзек Роман через смотровое окно наблюдал за своим несчастным коллегой, тот сидел на больничной кровати и смотрел телевизор. Как ни странно — мультик по детском телеканалу, однако пациент смотрел его с невероятной сосредоточенностью. Он даже не взглянул на медсестру в скафандре, которая зашла в комнату, чтобы унести поднос с нетронутым обедом. Роман нажал на кнопку внутренней связи.
— Как ты себя чувствуешь, Натан?
Доктор Натан Хелсингер испуганно повернулся к смотровому окну и только теперь заметил за стеклом Романа.
— Я в порядке. Совершенно здоров.
— Никаких симптомов?
— Я уже сказал, я в порядке.
Некоторое время Роман пристально разглядывал его. Его коллега выглядел вполне здоровым, только несколько бледным и напряженным.
Испуганным.
— Когда закончится карантин? — спросил Хелсингер.
— Прошло только тридцать часов.
— У астронавтов симптомы проявились через восемнадцать.
— Они находились в условиях микрогравитации. Мы не знаем, чего ожидать на Земле и не можем рисковать. Сам знаешь.
Резко отвернувшись, Хелсингер снова уставился в телевизор, но Роман успел заметить слезы у него на глазах.
— Сегодня день рождения моей дочки.
— Мы послали ей подарок от твоего имени. Твоей жене уже сообщили, что ты не сможешь приехать. Ты — на борту самолета, летящего в Кению.
Хелсингер горько рассмеялся.
— Ты все предусмотрел, да? А если я умру? Что ты ей скажешь?
— Что это случилось в Кении.
— Неплохое место, не хуже любого другого. — Он вздохнул. — Так что вы ей подарили?
— Твоей дочери? Полагаю, Барби-доктора.
— Именно такую куклу она и хотела. Откуда вы узнали?
У Романа зазвонил сотовый.
— Я загляну к тебе попозже, — пообещал он и отвернулся от окна, отвечая на звонок.
— Доктор Роман, это Карлос. Мы получили кое-какие результаты анализа ДНК. Вам лучше приехать и увидеть все своими глазами.
— Уже еду.
Доктор Карлос Микстал сидел перед лабораторным компьютером. Данные бежали по монитору бесконечным потоком:
GTGATTAAAGTGGTTAAAGTTGCTCATGTTCAATTATGCAGTT
GTTGCGGTTGCTTAGTGTCTTTAGCAGACACATATGAAAAGC
TTTTAGATGTTTTGAATTCAATTGAGTTGGTTTATTGTСAAACT
TTAGСAGATGCAAGAGАААТТСCTGAATGСGATATTGCTTTA
GTTGAAGGCTCTGT…
Данные состояли всего из четырех букв — G, Т, А, и С. Это была последовательность нуклеотидов, а буквы представляли собой строительные блоки, из которых состоит ДНК — генетический план любого живого организма.
Карлос повернулся на звук шагов с таким выражением лица, что Роману все стало ясно. Карлос был напуган. «Как Хелсингер, — пронеслось в голове у Романа. — Все боятся».
Он подсел к Карлосу.
— Это она? — спросил он, указывая на экран.
— Это из организма, которым заразился Кеничи Хираи. Мы взяли ее из останков, которые… соскребли со стен «Дискавери».
«Останки» — подходящее название тому, во что превратилось тело Хираи. Слипшиеся клочки тканей, которыми были заляпаны стены шаттла.
— Большая часть ДНК осталась нераспознанной. Мы не знаем, что это за код. Но мы можем идентифицировать последовательность на экране. Это ген кофермента F420.
— И что это?
— Фермент, характерный для домена археона.
Роман выпрямился, ощутив легкий приступ тошноты.
— Значит, все подтвердилось, — пробормотал он.
— Да. У этого организма определенно есть ДНК археона. — Карлос помолчал. — Но боюсь, все гораздо хуже.
— Что значит «гораздо хуже»? Разве может быть хуже?
Карлос нажал несколько клавиш, и на экране появилась другая нуклеотидная последовательность.
— Мы обнаружили еще один кластер генов. Сначала я подумал, что произошла ошибка, но потом получил подтверждение. Этот кластер соответствует Rana pipiens, леопардовой лягушке.
— Что?
— Именно так. Одному Богу известно, как туда попал ген лягушки. А сейчас станет по-настоящему страшно. — Карлос перешел к очередному сегменту генома. — Еще одна опознаваемая группа, — пояснил он.
По спине Романа пробежал холодок.
— И что это за гены?
— Эта часть ДНК характерна для Mus musculis. Мышь обыкновенная.
Роман пристально уставился на него.
— Это невозможно.
— У меня есть подтверждение. Эта форма жизни каким-то образом включила в свой геном ДНК млекопитающих, что добавило ей новые ферментативные способности. Она способно меняться. Эволюционировать.
«Во что?» — подумал Роман.
— Это еще не все. — Карлос снова нажал несколько клавиш, и на мониторе появилась новая последовательность нуклеотидов. — Данный кластер также не принадлежит археону.
— Что это? Снова ДНК мыши?
— Нет. Эта часть — из генома человека.
Романа прошиб холодный пот. Волосы зашевелились у него на голове. Он онемело потянулся к телефону.
— Соедините меня с Белым домом, — попросил он. — Мне нужно поговорить с Джаредом Профиттом.
Ему ответили после второго гудка.
— Говорит Профитт.
— Мы проанализировали ДНК, — сказал Роман.
— И что?
— Ситуация хуже, чем мы ожидали.
