– Миссис Спатакопоулос, где вы работаете? – спрашивает ее стерва-дракон, также известная как Хелен Шарп.
– Зовите меня Мама.
Прокурорша глядит на судью, тот кивает.
– Ну хорошо, Мама. Где вы работаете?
– Я владею заведением «Мамина пицца» на Мейн-стрит в Таунсенде.
– Сколько лет вы владеете рестораном?
– В июне будет пятнадцать. Лучшая пицца в Вермонте. Заходите как-нибудь, я дам вам попробовать.
– Вы очень щедры… Мама, вы работали днем десятого января две тысячи десятого года?
– Я работаю каждый день, – гордо отвечает хозяйка пиццерии.
– Вы знали Джесс Огилви?
– Да, она часто ко мне заходила. Хорошая девушка, с отличной головой на плечах. Однажды помогла мне посыпать солью дорожку перед входом после ледяного дождя, потому что не хотела, чтобы я высовывалась на улицу.
– Вы разговаривали с Джесс десятого января?
– Я махнула ей рукой, когда она вошла, но это был сумасшедший дом.
– Она была одна?
– Нет, Джесс пришла со своим парнем и мальчиком, с которым она занималась.
– Вы видите этого мальчика в зале суда сегодня?
Мама С. посылает моему брату воздушный поцелуй.
– Вы видели Джейкоба до десятого января?
– Пару раз он приходил за пиццей со своей мамой. У него проблемы с желудком, как у моего отца, упокой Господь его душу.
– Вы говорили с Джейкобом Хантом в тот день? – спрашивает прокурор.
– Да. Когда я принесла пиццу, которую они заказали, он уже сидел за столиком один.
– Вы знаете, почему Джейкоб Хант сидел один?
– Они все переругались. Парень Джесс рассердился на Джейкоба, Джесс разозлилась на парня за то, что тот разозлился на Джейкоба, а потом парень ушел. – Мама С. качает головой. – Потом Джесс рассердилась на Джейкоба и ушла.
– Вы слышали, из-за чего они ссорились?
– У меня было восемнадцать заказов пиццы навынос, мне было не до того. Я слышала только, что сказала Джесс, прежде чем ушла.
– И что же, Мама С.?
Свидетельница надувает губы:
– Она сказала ему: «Уйди с глаз моих».
Прокурор садится, теперь слово за Оливером. Я не смотрю детективные сериалы. Я вообще ничего не смотрю, если показывают «Борцов с преступностью», так как Джейкоб прибирает к рукам телевизор. Но быть в суде – это все равно что смотреть баскетбольный матч: сначала одна команда набирает очко, потом мячом завладевает другая и отыгрывается; так повторяется снова и снова. И, как в баскетболе, могу поспорить, все решится на последних минутах.
– Значит, вы не знаете, из-за чего вспыхнула ссора? – говорит Оливер.
– Нет. – Свидетельница наклоняется вперед. – Оливер, ты так замечательно выглядишь в этом модном костюме.
Он натянуто улыбается:
– Спасибо, Мама. Значит, вы, вообще-то, обращали внимание на ваших посетителей?
– Мне нужно зарабатывать на жизнь, верно? – говорит она и качает головой. – А ты, по-моему, похудел. Слишком часто ешь не дома. Мы с Константином беспокоимся за тебя…
– Мама, не могли бы мы оставить это на потом? – шепчет он.
– О, хорошо. – Женщина оборачивается к присяжным. – Я не слышала ссоры.
– Вы были за стойкой?
– Да.
– Рядом с печами?
– Да.
– И вокруг вас работали другие люди?
– Трое в тот день.
– И было шумно?
– Телефон, пинбол, музыкальный автомат – все одновременно.
– Значит, вы не можете точно сказать, что изначально расстроило Джесс?
– Нет.
Оливер кивает:
– Когда Джейкоб сидел один, вы говорили с ним?
– Пыталась. Он не слишком разговорчив.
– Он хоть раз посмотрел вам в глаза?
– Нет.
– Он делал что-нибудь угрожающее?
Мама С. качает головой:
– Нет, он хороший мальчик. Я просто оставила его в покое. Мне показалось, он этого хотел.
Сколько себя помню, Джейкоб хотел быть частью группы. Это одна из причин, почему я никогда не привожу домой друзей. Мать стала бы настаивать, чтобы мы взяли Джейкоба в свою компанию, и это, скорее всего, означало бы для меня конец дружбы. Вторая причина в том, что я стеснялся. Не хотел, чтобы кто-нибудь видел, какой у нас дом; не хотел никому объяснять выверты Джейкоба, потому что, хотя мама и утверждает, мол, это всего лишь его причуды, для остальной части свободного мира они выглядят дикими выходками.
Тем не менее Джейкобу то и дело удавалось просачиваться в мою личную жизнь, и это было еще хуже – социальный эквивалент нашей стычки, когда я один раз построил карточный домик из полной колоды в 52 карты, а Джейкоб решил, что будет очень забавно ткнуть в него вилкой.
В начальной школе я был настоящим изгоем из-за Джейкоба, но когда мы перешли в среднюю, там появились дети из других городов, которые ничего не знали о моем брате с синдромом Аспергера. Каким-то чудом я подружился с двумя парнями, Тайлером и Вэлли, они жили в Южном Бёрлингтоне и занимались игрой в летающие тарелки. Они пригласили меня поиграть после школы, и когда я согласился, даже не позвонив маме и не спросив разрешения, это сделало меня более крутым в их глазах. Я не стал объяснять им, что не сообщил ничего маме, потому что старался проводить как можно больше времени вне дома. Моя мать привыкла к тому, что я не появляюсь до темноты, и половину времени вообще не замечает моего отсутствия.
Это был, поверьте, лучший день в моей жизни. Мы бросали тарелку на игровой площадке, на нас смотрели несколько девочек в коротких юбках, которые остались на тренировку по хоккею на траве, и солнце играло в их волосах. Я прыгал очень высоко, выделывался как мог, а когда вспотел, одна из девочек дала мне попить из своей бутылки. Я приложил губы к горлышку, которого незадолго до того касались ее губы, и это было почти равносильно поцелую.
А потом явился Джейкоб.
Не знаю, что он там делал, – очевидно, пришел на какое-то тестирование, которое проводилось не в его школе, а в моей, и ждал со своей помощницей, когда за ним приедет мама. Но как только он увидел меня и позвал по имени, я понял, что мне кранты. Сперва я притворился, что не слышу его, но Джейкоб выбежал прямо на поле.
– Твой приятель, Хант? – спросил Тайлер, я в ответ рассмеялся и бросил тарелку брату, очень сильно.
К моему удивлению, Джейкоб, который не мог подхватить даже простуду, как ни пытался, вцепился в тарелку и побежал с ней. Я замер на месте, но Тайлер кинулся вслед за ним.
