По пути домой Джейкоб со своего места на заднем сиденье читает вслух газету:
– «В центре города будут строить новый банк, но из-за этого пропадут пятьдесят парковочных мест. Одного парня доставили в больницу Флетчера Аллена, после того как он врезался на мотоцикле в противоснежное заграждение». – Джейкоб переворачивает страницу. – Что сегодня за день?
– Четверг.
В его голосе звенит восторг.
– Завтра в три часа доктор Генри Ли прочтет лекцию в Университете Нью-Гэмпшира, приглашаются все желающие!
– Почему мне знакомо это имя?
– Мам, он всего лишь самый знаменитый эксперт-криминалист всех времен. Он работал на тысячах дел – самоубийстве Винса Фостера, убийстве Джонбенет Рэмси и процессе над О. Джей Симпсоном. Тут в заметке есть телефон. – Джейкоб начинает искать в моей сумочке мобильник.
– Что ты делаешь?
– Хочу заказать билеты.
Я смотрю на него в зеркало заднего вида:
– Джейкоб, мы не можем пойти на лекцию доктора Ли. Тебе нельзя выходить из дому, тем более покидать пределы штата.
– Я сегодня выходил из дому.
– Это другое дело. Ты ездил в суд.
– Ты не понимаешь. Это Генри Ли. Такая возможность бывает раз в жизни. Я же не в кино прошусь. Оливер наверняка может получить разрешение на пропуск одного дня.
– Я так не думаю, малыш.
– Значит, ты даже не попытаешься? Просто смиришься с тем, что ответ – «нет»?
– Именно так, потому что альтернатива домашнему аресту для тебя – это возвращение в тюрьму. И я на сто процентов уверена, что начальник тюрьмы тоже не дал бы тебе день отпуска для встречи с Генри Ли.
– Могу поспорить, что дал бы, если бы ты объяснила ему, кто такой Генри Ли.
– Это не обсуждается, Джейкоб.
– Ты вчера уходила из дому…
– Это совершенно другое.
– Почему? Судья сказал, что ты должна следить за мной постоянно.
– Я или другой взрослый…
– Видишь, он уже делал для тебя исключения…
– Потому что не я… – поняв, что собираюсь сказать, я резко захлопываю рот.
– Не ты – что? – Голос у Джейкоба напряженный. – Убила кого-то?
Я сворачиваю на нашу подъездную дорожку:
– Это не я сказала, Джейкоб.
Он смотрит в окно:
– Тебе и не нужно.
И выскакивает из машины, несмотря на то что я еще рулю, и пробегает мимо Тэо, стоящего у входной двери со скрещенными на груди руками. На подъездной дорожке припаркована какая-то странная машина, за рулем сидит мужчина.
– Я пытался выставить его, – говорит Тэо, – но он сказал, что дождется тебя. – Выдав мне эту информацию, Тэо уходит в дом, оставляя меня один на один с невысоким лысоватым мужчиной; козлиная бородка у него выбрита в форме буквы «W».
– Мисс Хант? – говорит он. – Я Фарли Макдафф, основатель движения «Нация нейроразнообразия». Может быть, вы слышали о нас?
– Боюсь, нет…
– Это сообщество людей, которые верят, что атипичное неврологическое развитие – это особенность человека и как таковому ему нужно радоваться, а не лечить его.
– Слушайте, сейчас не очень подходящее время…
– Нет более подходящего времени, мисс Хант, для членов сообщества аутистов, чтобы потребовать уважения к себе, какого они заслуживают. Нельзя позволять нейротипикам разрушать разнообразие, мы верим в новый мир, где принимают неврологическое многообразие.
– Нейротипики, – повторяю я.
– Которых иначе называют нормальными людьми, – говорит он. – Как вы. – Он улыбается мне, но не может выдержать моего взгляда дольше одного мгновения. Мужчина сует мне в руку буклет.
МАДЖОРИТИЗМ – нераспознанное клиническое состояние.
Маджоритизм – это ограничивающее дееспособность отставание в развитии, которое затрагивает 99 % населения в областях психической деятельности, включая самосознание, внимание, эмоциональные способности и сенсорное развитие. Симптомы проявляются с рождения и не поддаются лечению. К счастью, число затронутых маджоритизмом сокращается с углублением понимания аутизма.
– Вы, наверное, меня разыгрываете, – говорю я и обхожу его с намерением войти в дом.
– Неужели так невероятно думать, что человека, чутко реагирующего на чужую печаль или боль, не обременяет этот избыток эмоций? Или что подражание другим ради того, чтобы влиться в толпу, более приемлемо, чем занятие тем, что тебя интересует в данный конкретный момент? Почему не считается грубым смотреть в глаза незнакомцу при первой встрече или нарушать его личное пространство рукопожатием? Разве не следует считать недостатком уклонение от темы из-за сделанного кем-то замечания в противовес тому, чтобы держаться своей изначальной линии в разговоре? И хорошо ли не обращать внимания на какие-то перемены в окружающей обстановке, например когда какой-нибудь предмет одежды перекладывают из комода в шкаф?
Это вызывает у меня мысли о Джейкобе.
– Мне и правда нужно идти…
– Мисс Хант, мы считаем, что можем помочь вашему сыну.
Я не знаю, на что решиться.
– Правда?
– Вы знаете, кто такой Дариус Макколлум?
– Нет.
– Это человек из Квинса, штат Нью-Йорк, у которого страсть ко всему, что имеет отношение к переездам. Он был не намного старше Джейкоба, когда впервые сел в поезд метро, направлявшийся из Всемирного торгового центра к Геральд-сквер. Он катался для развлечения на городских автобусах. Сорвал стоп-кран в поезде и изобразил из себя работника транспорта в форме, чтобы самостоятельно вернуть его на место. Он выдавал себя за консультанта по безопасности на железнодорожном транспорте. Его признавали виновным в разных правонарушениях больше девятнадцати раз. У него тоже синдром Аспергера.
По моей спине пробегает холодок, не имеющий ничего общего с морозной погодой.
– Зачем вы говорите мне все это?
– Вы слышали о Джоне Одгрене? В шестнадцать лет он зарезал ножом ученика пригородной старшей школы в Садбери, Массачусетс. У него и до того отбирали в школе ножи и имитацию пистолета, но никаких насильственных действий за ним не числилось. У Одгрена синдром Аспергера, и он испытывает особый интерес к оружию. Но в результате нападения с ножом была проведена связь между болезнью и насилием, хотя в действительности медицинские эксперты говорят, что о связи синдрома Аспергера с насилием ничего не известно и дети, которым ставят такой диагноз, скорее станут жертвами издевательств в школе, чем сами совершат преступление. – Мужчина делает шаг вперед. – Мы можем помочь вам. Мы поднимем сообщество аутистов, чтобы они распространили вашу историю. Представьте, сколько матерей вступятся за вас, как только они поймут, что их собственные дети-аутисты опять могут стать мишенью для нейротипиков, их не только опять будут пытаться «вылечить», но, вероятно, станут обвинять в убийствах, когда могло произойти простое недопонимание.
