«О да, – говорит он, – все предельно ясно. Я понимаю. Я знаю, почему тебе пришлось сделать то, что ты сделал».
Дело 8
Один на шесть миллионов
В 1980-е и 1990-е в районе Сиэтл-Такома, штат Вашингтон, было убито более пятидесяти женщин. Жертвами в основном становились проститутки или сбежавшие из дому девушки-подростки. Почти все тела обнаружили брошенными на берегу Грин-ривер. Прозванный Убийцей с Грин-ривер, преступник оставался на свободе до тех пор, пока наука не поднялась на новый уровень.
В начале 1980-х, производя вскрытия тел убитых женщин, патологоанатомы и медицинские эксперты смогли восстановить небольшие фрагменты ДНК из спермы, оставленной убийцей. Их сохранили как улики, но существовавшие тогда научные технологии оказались бесполезными, так как не имелось достаточного для тестирования количества материала.
Гэри Риджуэя, арестованного в 1982 году по обвинению в проституции, подозревали в совершении убийств на Грин-ривер, но прямые улики, которые связали бы его с этими преступлениями, отсутствовали. В 1984-м он прошел тест на детекторе лжи. В 1987-м во время обыска в его доме сотрудник офиса шерифа округа Кинг взял у Риджуэя образец слюны.
К марту 2001-го усовершенствования в технологии типирования ДНК позволили определить по имеющимся образцам источник семени, оставленного на теле жертв. В сентябре 2001-го в лаборатории был получен результат: обнаружено сходство ДНК семени и ДНК слюны Риджуэя. Был выдан ордер на арест подозреваемого.
Результаты анализа ДНК связали Риджуэя с тремя из четырех женщин, перечисленных в качестве жертв в его обвинительном заключении. Образцы спермы, взятые с тела одной из них, Кэрол Энн Кристенсен, подтверждали, что никто, кроме одного-единственного человека в мире, за исключением однояйцевых близнецов, не обладает такой цепочкой ДНК. Риджуэя обвинили еще в трех убийствах после обнаружения на телах микроскопических следов краски, идентичной краске с рабочего места преступника. В ответ на признание еще в нескольких убийствах на Грин-ривер смертная казнь Риджуэю была заменена на сорок восемь пожизненных заключений без возможности условного освобождения, которые он и отбывает.
Оливер
Месяц спустя я сижу развалясь на диване в гостиной дома Хантов и испытываю ощущение дежавю: просматриваю присланные мне материалы дела, куда включены блокноты Джейкоба с записями про «Борцов с преступностью», а он устроился на полу передо мной и смотрит по телевизору ту самую серию, про которую я читаю.
– Хочешь, скажу тебе, чем все закончится? – спрашиваю я.
– Я уже знаю. – Однако это не мешает Джейкобу снова записывать что-то в блокноте – новеньком, модном, специально предназначенном для сочинений.
Серия 49: «Секс, ложь и видеомонтаж»
Ситуация: В титры фильма, который демонстрируется на кинофестивале, врезана предсмертная записка, после чего режиссера одной малобюджетной картины находят мертвым на заднем сиденье автомобиля, однако полицейские подозревают, что дело тут нечисто.
Улики:
Рекламный ролик кинофестиваля.
Вырезки из монтажной студии – кто эта блондинка и действительно она мертва или просто прикидывается?
Жесткий диск с компьютера режиссера.
Его же коллекция редких бабочек – ложный след, энтомология ни при чем.
Кислота в трубках.
Раскрыто: Мной! 0:24
– Ты раскрыл дело за двадцать минут?
– Да.
– Преступник – официант, – говорю я.
– Нет, это водопроводчик, – поправляет меня Джейкоб.
Вот и шути с ним.
Так у нас заведено: вместо того чтобы сидеть в течение дня у себя в офисе, я готовлюсь к процессу у Хантов. Так я могу присматривать за Джейкобом, если Эмме нужно куда-нибудь уйти, и клиент всегда рядом для ответов на возникающие у меня вопросы. Тору это нравится, потому что бо́льшую часть дня он проводит, свернувшись калачиком на коленях у Джейкоба. Джейкобу это нравится, потому что я приношу с собой Wii. Тэо это нравится, так как если по Зеленым Понедельникам я приношу гуакамоле для его брата, то для него кладу в холодильник кусок незеленой пиццы с сосисками.
Не знаю, нравится ли это Эмме.
Тэо проходит мимо нас к стойке с папками.
– Ты все еще делаешь домашку? – интересуется Джейкоб.
В его тоне нет и следа насмешки – голос, как обычно, ровный, но Тэо жестом посылает его куда подальше. Обычно Тэо первый справляется с заданиями, но сегодня проваландался.
Я жду, что Джейкоб ответит брату тем же, но тот снова фокусирует стеклянный взгляд на экране телевизора.
– Эй! – говорю я, приближаясь к Тэо.
Он вздрагивает и сует в карман джинсов листок, который быстро просматривал:
– Хватит шпионить за мной!
– А что ты тут делаешь? Разве это папки не твоей мамы?
– А разве вас это касается? – огрызается Тэо.
– Нет. Но Джейкоб меня касается. И тебе нужно извиниться.
– А еще мне нужно получать пять порций овощей каждый день, но такое редко случается, – отвечает он и идет обратно на кухню доделывать домашнюю работу.
Я уже достаточно хорошо изучил Джейкоба и улавливаю признаки, говорящие о его эмоциях. Сейчас он раскачивается взад-вперед, то есть слова Тэо задели его сильнее, чем он хочет показать.
– Если ты пожалуешься на него матери, – говорю я, – могу поспорить, это прекратится.
– На брата нельзя жаловаться, о нем нужно заботиться. Он единственный, кто у тебя есть, – повторяет Джейкоб. – Это домашнее правило.
Если бы я мог показать присяжным, как живет Джейкоб, всегда исполняя какое-нибудь правило; если бы я мог провести параллель между ребенком, не нарушающим установленные матерью порядки, и гражданином, который еще менее склонен преступать законы страны; если бы я мог показать им, что синдром Аспергера делает буквально невозможным для него переход этой черты между правильным и неправильным, – ну, тогда я выиграл бы дело.
– Знаешь, после обеда я хочу поговорить с тобой о том, что случится позже на этой неделе, когда мы…
– Ш-ш-ш, – шикает на меня Джейкоб. – Реклама закончилась.
Я переворачиваю страницу и вижу запись, которую не сопровождает номер серии.
Начинаю читать и разеваю рот.
– Вот дерьмо! – вслух говорю я.
Месяц назад после слушаний по изъятию показаний я позвонил Хелен Шарп:
– Думаю, вам нужно бросить это дело. Вы ничего не докажете. Мы собираемся просить пять лет условного срока.
– Я могу выиграть дело и без признания в полицейском участке, – ответила она. – У меня есть заявления, сделанные дома, до того, как Джейкоба взяли под стражу; у меня есть заключения криминалистов с места преступления и свидетельские показания, которые обусловливают мотив. У меня есть история насильственных действий и записи обвиняемого.
