— А где обычно проходят митинги?
— Придётся прогуляться, — ответила Филлис, пробираясь сквозь толпу. И путь действительно оказался неблизким, но в конце концов я всё же увидела грузовик, вокруг которого стояли несколько мужчин и женщин. Кто-то держал плакаты. Я узнала Мейбл с митинга у таможни: теперь она помогала разворачивать большой транспарант с надписью «ИРЛАНДСКАЯ ЖЕНСКАЯ ЛИГА ИЗБИРАТЕЛЬНОГО ПРАВА», закреплённый на двух шестах, чтобы его легче было удерживать в толпе.
— Так, вы двое, стойте здесь. И помните, что я велела, — бросила Филлис и присоединилась к товарищам.
— Как это захватывающе! — воскликнула Нора. — Смотри, Филлис держит транспарант!
Должна признать, с шестом в руках Филлис выглядела очень впечатляюще. Правда, волосы опять начали выбиваться из-под шпилек, но это только усиливало эффект: она стала похожа на Жанну д’Арк. Только без доспехов. И волосы не короткие. В общем, наверное, не совсем Жанна д’Арк. Но вид у неё всё равно был такой выразительный, что кое-кто из прохожих даже начал останавливаться, с интересом поглядывая на группу суфражеток.
Мгновение спустя поднявшаяся в кузов грузовика женщина в очках закричала:
— Дамы и господа! — Голос у неё оказался такой громкий и звонкий, что, безусловно, должен был привлечь внимание гуляющих. — Сегодня я хочу объяснить вам, почему женщины должны и будут голосовать.
В толпе засвистели, кто-то недовольно шикнул, но приветственных возгласов было больше. Несколько дам даже прервали прогулку и подошли ближе к импровизированной сцене.
— Как вы знаете, — продолжала женщина, — с прошлой зимы ирландки получили право голосовать на выборах в местные и окружные советы. Но этого недостаточно!
Публика прислушалась.
— Скоро Ирландия получит гомруль, — выкрикнула женщина. Послышалось несколько радостных воплей. — Но какая ирландским женщинам польза от ирландского парламента, если мы не можем голосовать за его членов? — продолжала она с ещё большим пылом. — Как Ирландия может обрести свободу, если половина её населения не свободна? Если к нам относятся как к детям или сумасшедшим? Если не дают нам даже малейшего шанса?
— Она изумительна, — прошептала Нора, стиснув мою руку.
Я обернулась к ней, собираясь сказать, что полностью согласна, и вдруг увидела через плечо нечто невообразимо ужасное. Эти мохнатые уши я узнала бы на любом расстоянии, особенно когда к ним прилагается внушительная стать миссис Шеффилд, по выходным лично выгуливавшей свою отвратительную собаку.
— О нет! — воскликнула я. — Лихо!
— Что? — переспросила Нора.
— Псина, которая живёт по соседству! И сейчас идёт прямо сюда!
— И это всё? — заворчала Нора. — Кого волнует бестолковый пёс? Я хочу речь послушать, — и она отвернулась к грузовику.
— Ты не понимаешь! — зашипела я, схватив её за плечо. — Он же с хозяйкой! Маминой подругой!
— Что же ты сразу не сказала? — Нора огляделась. — Вон тот, пушистый? Не думаю, что его хозяйка нас заметила. Они слишком далеко.
— И лучше бы ей меня не видеть, — буркнула я. И тут же остолбенела: — Ни меня, ни Филлис.
— Филлис велела нам идти в чайную, если заметим кого-нибудь из знакомых!
— Мы не можем допустить, чтобы она попала в бе ду. Это было бы несправедливо. — Я знала, что, стоит миссис Шеффилд увидеть Филлис с суфражистским транспарантом, она сразу побежит ябедничать маме.
Но как, спрашивается, спасти Филлис? Она ведь не может так просто сбежать — уж точно не с транспарантом в руках. Я надвинула на глаза шляпу и снова взглянула в сторону миссис Шеффилд и Лиха. К счастью, шли они медленно (хотя я видела, что Лихо изо всех сил натягивает поводок, как всегда пытаясь умчаться вперёд), и до них ещё оставалось несколько десятков ярдов.
— Пошли, — велела я, потянув Нору за руку.
— Ты куда? Чайная в другую сторону!
— А Филлис — в эту!
Мы стали быстро пробираться сквозь толпу, направляясь к грузовику. Сейчас миссис Шеффилд не смогла бы нас заметить, но Филлис и её транспарант по-прежнему были видны издалека. И если миссис Шеффилд, проходя мимо, бросит хоть один взгляд на выступающих, Филлис она ни за что не пропустит.
— Если обойдём вокруг, сможем подобраться к ней сзади.
Мы были уже в первых рядах. Женщина закончила свою речь, и на сцену поднялся усатый мужчина.
— Но тогда подруга твоей мамы увидит нас! — возразила Нора.
— Нет, если мы поползём. Давай! — и я, опустившись на четвереньки, ползком двинулась вперёд так быстро, как только могла. К счастью, усач оказался очень хорошим оратором, так что не думаю, чтобы кто-нибудь из зрителей заметил, как мы пробираемся за грузовиком, скрывавшим нас от зрителей ничуть не менее надёжно, чем юбки, сумки и плакаты других суфражеток. Оставалось всего несколько футов.
— Филлис! — прошипела я так громко, как только осмелилась. Она даже не повернула головы. Тогда я попробовала ещё, чуть громче: — Филлис!
На этот раз она услышала, посмотрела в нашу сторону, и растерянное выражение её лица сменилось ужасом, когда она обнаружила, что мы практически валяемся на траве.
— Что ты, скажи на милость… — начала она свирепым шёпотом, но я перебила:
— Здесь миссис Шеффилд. Прямо здесь, в парке. Прикрой лицо!
Филлис оглядела публику и, должно быть, что-то увидела, поскольку тотчас же прикрыла лицо краем транспаранта, пряча его от зрителей.
— Идите в чайную! — бросила она. — Сейчас же!
— Но мы же почти ничего не услышали, — зашептала я в ответ. Филлис обернулась ко мне, по-прежнему прикрывая лицо.
— А шестом получить не хочешь? — прорычала она, совершенно перестав быть похожей на Жанну д’Арк. Теперь она выглядела просто злющей старшей сестрой.
— Нет. Но я думаю, что это совершенно несправедливо. Пойдём, Нора.
И мы поползли. И ползли до тех пор, пока Нора не сказала:
— А почему бы нам не пойти? Подруга твоей мамы наверняка уже прошла мимо.
Но когда мы встали, то осознали, что юбки спереди перепачканы травой. Увидев такое, наши мамы точно не обрадуются.
— Мы могли бы обойти толпу по краю и послушать другие выступления, — сказала я. — Ну, чтобы эти пятна хотя бы были не зря.
Так мы и сделали. Усатого мужчину проводили аплодисментами, и сейчас другая дама говорила, что, если у женщин не будет права голоса, их нужды и нужды детей попросту проигнорируют.
— В нашем городе полно голодных, не знающих грамоты детей. Выбирая достойных, мы, женщины, можем это изменить.
Я вспомнила оборванцев, которых видела, когда пару недель назад следила за Филлис. Женщине много хлопали, хотя слышались и насмешливые выкрики. Но в её голосе и голосах других ораторов было нечто заставлявшее вас почувствовать надежду, поверить, что несправедливость исчезнет и всем станет лучше. Когда она закончила, мы тоже громко хлопали, но когда объявили последнюю выступающую — миссис Казинс, поняли, что пора уходить, пока Филлис не заметила, что мы до сих пор ошиваемся поблизости.
