— Ну же! Можно мне всё-таки об этом узнать?
— Только если вы настаиваете, — вздохнул Фрэнк. — Ладно… Они считают, что суфражетки — просто отчаявшиеся старые девы, которые хотят заполучить право голоса, потому что они не могут заполучить мужей.
— Ну, это неправда. Многие лидеры движения замужем. И кстати, именно с этого начала бы Грейс.
— Кроме того, — продолжил Фрэнк, — они говорят, что, если суфражетки продолжат требовать права голоса, Лондон никогда не предоставит нам гомруль. В смысле, что это используют как предлог, чтобы заблокировать парламентский билль.
— Какой вообще смысл в гомруле, если право голоса будет только у мужчин?! — воскликнула я, переходя Дорсет-стрит.
— Я-то понимаю, что вы имеете в виду. Но не думаю, что ребята в школе с этим согласятся. Эй, осторожно!
Я так рассердилась, что не заметила большого угольного фургона, несущегося прямо на нас. К счастью, Фрэнк успел схватить меня за руку и оттащить в сторону.
— Боюсь, вся ваша доблесть будет напрасна, если вас собьёт угольщик, — улыбнулся он. Улыбка у него ужасно милая. Или я уже это говорила? В общем, через пару секунд я поняла, что он всё ещё держит меня за руку и мне очень приятно. Но тут он её отпустил, и мы помчались к противоположному тротуару. А потом вернулись к разговору о книгах. Беседа оказалась такой увлекательной, что, когда на углу его переулка нам всё-таки пришлось расстаться, я была до смерти огорчена.
— Спасибо, что присматривали за мной.
— О, не стоит благодарности, — ответил Фрэнк. — Надеюсь, митинг будет что надо. Вы же, я думаю, пойдёте?
— Конечно, — гордо заявила я.
— Что ж, в таком случае чудесного вечера. И не беспокойтесь, ни одна живая душа не узнает.
Я долго смотрела ему вслед, потом вздохнула и молча побрела домой.
— Ты где это была? — набросилась на меня Мэгги, едва открыв дверь. — Меня не предупреждали, что ты куда-то идёшь.
— А, пустяки, заскочила к Норе, — очередная до отвращения лёгкая ложь. — Ты ведь не станешь рассказывать об этом маме? Я ей не говорила, что задержусь.
— Полагаю, причин упоминать об этом у меня не будет, — улыбнулась Мэгги. Но потом её взгляд упал на мою юбку, и улыбка вмиг исчезла. — Это что ещё такое, господи боже? Юбку только на прошлой неделе носили в прачечную!
Я опустила глаза и увидела, что на коленях остались белёсые отметины, — должно быть, забыла отряхнуть, когда дописала второе объявление.
— Ничего страшного, просто немного мела. Мы в классики играли.
— А ты не старовата для классиков? — нахмурилась Мэгги.
Что-то в её тоне подсказало мне, что она знает о моей лжи. И о том, что это как-то связано с суфражетками. Но лишних вопросов она, видимо, решила не задавать.
— А что, неплохая разминка, — беззаботно бросила я. Потом, схватив папину одёжную щётку, лежавшую в прихожей, добавила: — Схожу-ка я на задний двор, отряхнусь. Не хочу, чтобы по всему дому пыль летела, — и, прежде чем Мэгги успела что-либо сказать, юркнула в кухню, а оттуда через заднюю дверь во двор.
Стряхнуть мел с юбки оказалось легко, но я поняла, что в будущем должна быть осторожнее. Мэгги, конечно, на моей стороне (или, по крайней мере, на стороне нашего дела), но я всё не могу забыть её слов о том, как поступят родители, если узнают, что она в курсе моей деятельности. И ещё, пожалуй, больше не пойду писать объявления в одиночку.
Напереживавшись из-за того, что меня могут застать на месте преступления, теперь я чувствую себя совершенно вымотанной. До чего же трудно иногда быть тайной суфражеткой! Тем не менее я рада, что сделала это. И рада, что повстречала Фрэнка, хотя и не могу поверить, что в школе Гарри говорит о нас по-доброму. Вот уж действительно: жизнь полна сюрпризов.
Пора заканчивать. Удачи тебе на премьере: уверена, ты будешь великолепна. Надеюсь, кто-нибудь сфотографирует вас в костюмах, чтобы ты, когда приедешь на каникулы, смогла показать мне, как это выглядело, — всё никак не могу представить тебя с накладной бородой. Хотелось бы и мне устроить что-нибудь подобное, но в средней школе пьесы разрешают ставить только пансионеркам. Мы с Норой считаем, что это крайне несправедливо. Впрочем, кое-кто из девушек постарше принимал участие в рождественской постановке «Двенадцатой ночи»
[25], а Филлис в выпускном классе была удивительно хороша в роли Джульетты, так что, может, у нас ещё будет шанс себя проявить. В любом случае я надеюсь, что для тебя это будет блестящая неделя, — обязательно напиши мне и всё расскажи. А я в следующий раз напишу, как прошёл большой митинг. Хотелось бы верить, что наша писанина окупится и зал заполнится доверху!
Любящая тебя
И ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПРАВО ГОЛОСА ДЛЯ ЖЕНЩИН!
Воскресенье, 2 июня 1912 г.
Дорогая Фрэнсис,
мне совсем не пишется, настолько я сердита и разочарована, но, наверное, имеет смысл рассказать тебе о моих обидах, пока они ещё свежи. В общем, вчерашний вечер вылился в полнейшую катастро фу. Не сам митинг — он-то прошёл хорошо (по крайней мере, так я поняла со слов Филлис), просто мы с Норой ничегошеньки не увидели И ДАЖЕ успели поссориться, а всё из-за этой дуры Мейбл. Ладно, она не дура и в прошлом была с нами очень мила. И с Норой мы поссорились не по её вине. Но в данный момент я и правда ужасно на неё сержусь.
Сейчас всё это кажется далёким, словно случилось много лет назад. Я так сгорала от нетерпения пойти наконец на настоящий митинг и стать частью движения, что считала минуты до выхода. К несчастью, после обеда к нам заглянула выпить чаю тётя Джозефина, и, едва мама упомянула, что Филлис ведёт меня вечером на концерт, я застыла от ужаса.
— Мне кажется, Филлис ещё недостаточно взрослая, чтобы водить Молли в общественные места, — фыркнула тётя Джозефина.
Я испуганно затаила дыхание, ожидая, что мама скажет: «А ведь ты права, Джозефина, не стоит мне её отпускать», но она ответила: «О, не волнуйся, Джозефина, я своим девочкам полностью доверяю», — и я с облегчением выдохнула. Правда, почувствовала себя при этом несколько виноватой, поскольку мы всё-таки врали маме, и немало. Впрочем, к тому времени, как я собралась, это неприятное чувство исчезло. Я надела своё лучшее платье с новым летним пальто, и мама сказала, что я выгляжу очень элегантно, хотя она не понимает, что я такое делаю со шляпными лентами, которые вечно выглядят так, будто их кто-то жевал.
— Но, уж конечно, не ты, — и она улыбнулась, давая мне понять, что готова закрыть глаза на шляпные ленты. Тем более что они были вовсе не так ужасны, просто немного поистрепались по краям. И мы с Филлис наконец вышли в тёплый солнечный вечер.
