– Жалко Хюму – вздыхает Шахи-хатун – неплохая была девочка. Только слишком султана Мурада любила..
– Да.. когда он к ней охладел, она тут почти все время проводила. Жила воспоминаниями и мечтами наивными.
– А ведь мечта-то исполнилась. Сынок ее, Мехмед, султаном стал!
Теперь Лале кажется, что ладони одного из друзей не хватает уже замком на ее рту. Потому что от изумления он раскрывается в букву «о» и она в последний момент успевает подавить изумленное клокотанье.
– Хозяйка этого домика была матерью Мехмеда? – озвучивает за нее мысль Аслан.
– Ты это знала? – подключается Влад.
Но Лале лишь отмахивается – она не может тратить время на ответы, потому что наставницы-то паузы не делают, а она не может пропустить теперь и одного слова из их разговора, когда она принял такой поворот.
– ..кто бы мог подумать.. четвертый сын, а дождался своей очереди. Да еще и в четырнадцать лет падишахом стал!
Слышится тяжелый вздох Дайе-хатун:
– Ох.. слишком высокую цену она за это заплатила. И она, и Айше твоя милая с ней заодно..
– Мама?! – теперь Лале уже не может промолчать, но ее хотя бы хватает на то, чтобы выпалить это шепотом.
– Они говорят про твою мать? – хмурится Влад.
– Ты же говорила, не помнишь матери.. – удивляется Аслан.
– Я очень плохо ее помню, но имя-то знаю! – Лале злится от собственной беспомощности, но еще больше от незнания – почему Дайе-хатун сказала, что моя мама расплатилась вместе с матерью Мехмеда? И за что именно она расплатилась? За правление Мехмеда? Что за абсурд?
Но тут же, не дожидаясь реакции друзей, вновь обращается в слух.
– Ну зачем сейчас о прошлом горевать – замечает Шахи-хатун – о будущем думай . Ты ведь его наставница, вот и наставляй. Чтоб мудро правил, глупостей не делал. Да жену хорошую себе выбрал..
– Да если б он меня слушал! Я люблю его, птенчика своего, но характер такой тяжелый..
Лале ждет, что они скажут что-нибудь еще про Хюму, а еще лучше про ее мать и то, как она с этим всем связана.. Но они, как то и свойственно женщинам в возрасте, быстро и нелогично уже перескакивают на совершенно другую тему. И отдав ей столько же немного времени – следом на третью. Будто бы хватая по верхам, но не углубляясь не во что конкретное.
Лале может их понять – они столько лет не виделись, им хочется поговорить обо всем на свете, но это все равно ее очень огорчает. Ей так хочется узнать о своей матери, и она знает, что если Шахи-хатун ничего не рассказала ей прежде, то не расскажет и теперь. Тем более, она даже отказалась отвечать, за что сослали Мехмеда – а судя по всему, гибель ее матери тесно связана с ним и Хюмой..
Но сколько они не ждут, женщины все так и не возвращаются разговором к хозяйке дома, а вскоре и вовсе, отдохнув, уходят обратно во дворец.
-9-
Однако, поздние прогулки чревато отзываются Лале на следующее утро, когда Шахи-хатун поднимает ее, ни свет ни заря, и гонит умываться. Не отходя не на шаг, она между тем причитает:
– Ох, важный сегодня день. Первый указ новый падишах провозгласит. Ты должна быть неотразима!
Лале не совсем видит связь между новым указом и ее внешним видом – что в очередной раз заставляет ее мысленно вернуться к событиям вчерашнего дня. А точнее, к встрече с Мехмедом, которая теперь все более кажется ей подстроенной. Могла ли Шахи-хатун сговорится со своей подругой и нарочно отправить Лале туда и в то время, чтобы она встретилась с Мехмедом?
Но если это правда так, то какой в этом смысл? Шахи-хатун, Лале была в этом уверена, любит ее искренне, и зачем ей тогда нарочно стравливать свою воспитанницу с новым султаном?
Лале уже решает, что все-таки все ее сомнительные заключения притянуты за уши, и вчера было действительно не более, чем неприятное стечение еще более неприятных обстоятельств, поведшие к самой неприятной встрече.. как уже перед самым выходом Шахи-хатун как бы невзначай оброняет:
– Ну пойдем.. и стань ближе к Мехмеду.
* * *
Официальная часть Дня Первого Указа длится настолько нестерпимо долго, что Лале уже изнемогает. Оглядев остальных присутствующих в зале она видит, что все испытывают схожие ей чувства.
Кажется, одному лишь Мехмеду, важно стоящему (точно петух) посреди залы все это доставляет удовольствие. Он оглядывает всех таким высокомерным взглядом, какого Лале не видела от дяди Мурада ни разу за все свои прожитые года.
Не должен султан так пренебрежительно смотреть на своих подчиненных. Но кажется, будто Мехмед не просто так смотрит, а нарочно хочет, чтобы все увидели это пренебрежение в его глазах. Кажется, будто бы именно унижением и страхом он намерен завоевать преданность своего народа.
Что кажется Лале весьма сомнительным способом..
Наконец, дело все же медленно, со скрипом, но добирается до оглашения самого указа. Мехмед важно и нарочно долго разворачивает свиток, после чего вздергивает подбородок так неестественно, что будто бы у него заклинило шею.
Лале это кажется настолько забавным, что она едва сдерживает смех.. однако, всякое желание веселиться пропадает уже после первых слов кузена:
– Итак. Первый указ нового султана Османской империи, Мехмеда II… Отменить решение султана Мурада II о разрешение на учебы детей вассалов в дворцовой школе.
Сказав это, он делает паузу и одаривает глумливо-мстительным взглядом Лале. Взгляд этот настолько быстр, что едва ли его мог уловить кто-либо еще, но она прекрасно его замечает.
Этот взгляд словно говорит: «ты отказалась примкнуть ко мне, так не будь же тогда ни с кем. Лишись всех своих друзей лишь по одному щелчку моих пальцев, и тогда, быть может, ты поймешь, какую большую допустила ошибку».
Эти слова, которые никогда ранее не были сказаны, так ярко предстают в голове Лале, что она едва ли не слышит их, проговариваемые устами Мехмеда.
Что же она наделала! Только не это!
Но другой своей частью Лале понимает, что, вероятнее всего, рано или поздно Мехмед бы все равно
(..и я как падишах совсем не одобряю твоей дружбы с плебеями..)
издал такой указ. И опять из-за нее!
Гнев в ней смешивается с бессильным отчаянием – совсем как вчера вечером в летнем домике. Только теперь, намного и намного сильнее. Она уже думает, что хуже быть ничего не может, когда Мехмед возвращается глазами к свитку и заканчивает:
– Начиная со следующей учебной недели, все чужеземные мальчики будут переведены для обучения в отдельную школу. Где будут созданы все условия, чтобы закалить их боевой дух и подготовить к жизненным трудностям.
«Если они до них доживут» – повисает в воздухе неоглашенное окончание указа…
