– Есть! – не удерживаюсь, пусть и восклицаю шепотом.
На этой плите остались кое-какие буквы, которые еще возможно разобрать. Протерев плиту пальцем от дождевых капель и пыли, нанесенных ночным ветром, я склоняюсь еще ниже, прищурившись:
– Е.. так, Л..
Потом идет пустое, совершенно стертое временем место, как и все остальные плиты, а в конце, словно дразнясь, показывается «А».
Я хмурюсь и читаю с самого начала. Поскольку «Е» стоит у самого края плиты, очевидно, что это самое первая буква. Потом Л, потом большой пробел каких-то стертых букв, и А.
Так, Дракула. Теперь выкидываем те, что могли стереться, выходит дракуЛА. Нет, между Л и А пробел намного больше. Что если вЛад дракулА. Да, тогда все сходится! «А» в самом конце, как и надо, да и пробел примерно годится для пропущенных букв.
Я так радуюсь, что поначалу даже забываю про «Е», стоящую самой первой, а когда вновь ее замечаю, ситуация становится сложнее..
Влад Дракула.
Никаких Е.
А, это же не полное имя! Влад Басараб Драку..ла.
Мои плечи поникают.
Опять никаких чертовых «Е». Неужели это не его надгробие и я только зря испачкала себе руки?
Вконец раздосадованная, я злюсь и на свою «недонаходку», и на себя, и на грязные пальцы, и на холодное утро и даже на Лео, который кинул меня тут саму и все еще не появился. Решаю, что больше не буду его ждать и возвращаюсь завтракать.
Но выпрямившись, боковым зрением вдруг замечаю чей-то силуэт. Причем этот «кто-то» даже в этом гробовом молчании умудрился подойти настолько близко и бесшумно, что я его вовремя и не заметила.
И сейчас стоит прямо сзади меня.
-5-
Когда я резко оборачиваюсь, будто желая успеть застигнуть саму смерть, то ожидаю увидеть кого угодно.
Признаться, на кладбище такого мрачного замка, я даже не удивилась бы, увидев чью-то призрачную неупокоенную душу, чьи темные глазницы сверкают на меня, а рот раззявлен в немом укоре за то, что я топчусь на их могилах.
Не сильно удивилась бы, увидев даже садовника, какого-то черта забредшего в эту часть заднего сада, который уже настолько задний, что скорее больше могильник, чем сад.
Даже увидь я сейчас перед собой самого Люцифера Денницу, то изумилась бы не больше, чем при виде этого франта, который, уловив мой взгляд, оскалился, точно какая-та профессиональная модель с обложки журнала, которая получает за эту фирменную улыбку столько, сколько ни один приличный американский гражданин на своей обычной среднестатистической работе не сможет заработать за всю свою жизнь.
Я даже делаю поспешный шаг назад, не вполне уверенная, что мое зрение меня не подводит. Из-за нелепого отступления, напарываюсь на ту же плиту, которую и рассматривала, и в итоге чуть не падаю. Мужчина (с той легкостью, словно ему подвластно все в этом мире) успевает коснуться моей руки и помочь удержаться на весу, и за те пару мгновений я замечаю, какая бархатистая и гладкая у него кожа. Едва я обретаю равновесие самостоятельно, он без требований отпускает мою руку так же бережно, словно это лоскут самой дорогой ткани для одного из модных домов.
Теперь, заимев с ним дистанцию, я смотрю на него более пристально. Он настолько не вписывается в окружающий интерьер (словно громкое пиликанье мобильника Лео), что кажется, будто бы выбрался из самой моей головы, не являясь частью этой обстановки.
Мужчина чуть выше меня, но в целом вполне обычного роста (учитывая, какая я низкая). В обществе этот рост, наверное, назвался бы идеальным (не слишком высокий, не слишком низкий). Впрочем, это прилагательное можно применить ко всему его внешнему виду – остается только понять, с позитивным или негативным окрасом.
Он настолько блестит и лоснится, будто какой-то идеальный мистер Смит, работающий на своей идеальной работе, который возвращается ровно в 6 часов вечера в свою идеальную семью, где его идеальная жена сделала ему идеальный пирог, а его идеальные дети успели убрать свои идеальные комнаты.
В какой-то момент я понимаю, что мои глаза от него начинают рябить, как если долго смотреть на солнце.
Его светлые волосы (того идеального перламутрового оттенка, когда белый не слишком холодный, чтобы выглядеть неестественным, но и не слишком теплый, чтобы отдавать дешевой желтизной) доходят до ушей своими идеальными кудрями – большие волны достаточные, чтобы делать образ элегантным, но недостаточные, чтобы придавать ему сходства с бараном. Их укладка достигает той идеальной грани, когда нарочитая небрежность выглядит притягательной.
Вся одежда мужчины говорит о том, что он будто бы явился сюда прямиком с какого-то дипломатического приема: бежевый, под стать волосам, дорогой костюм. Достаточной хорошо сидящий, чтобы придавать ему официализма, но слишком уж свободно расстёгнутый, чтобы нагнетать ненужного пафоса.
Осанка – достаточно правильная, чтобы подавать своего обладателя с достоинством, но недостаточно неестественная, чтобы складывалось ощущение, будто он проглотил самый огроменный кол во всей Румынии.
Тонкий шлейф хороших духов, будто призванный завершить эту картину и заставить растеряться даже строгого ценителя прекрасного. Единственное, что выбивается из его общей безупречности (где ничто по отдельности не выглядит неестественным, зато в общей картине с учетом места сдается достаточно странным) – это глаза.
Один глаз незнакомца – карий, второй – зеленый, точно у хаски. На вид ему не больше тридцати, но если присмотреться внимательнее к его идеальной коже даже вокруг глаз – то едва ли можно дать и больше двадцати пяти.
С определенного ракурса он вполне может показаться даже на пару лет моложе меня.
В то время, пока я детально изучаю его, незнакомец с таким же интересом, совершенно не стесняясь, оглядывает меня. Его взгляд, одинаково коротко скользящий по всем частям моего тела – оценивающий и немного лукавый, точно мне предстоит нацепить ценник на лоб и его задача – снабдить оптимальной ценой товар.
– Дженна? – его бровь слегка изгибается, как бы демонстрируя интерес ко мне, а голос достигает того идеального баритона, который необходим любому оратору, дабы даже при самой абсурдной подаваемой информации завладеть вниманием аудитории.
– Так вот вы какая – добавляет он, наконец, закончив меня осматривать и вернувшись к глазам – интересно.
В моей голове возникает столько вопросов, что сложно сказать, какой из них важнее и какой следует задать первым.
Во-первых, меня немало смущает его «идеальный» образ, точно голограмма из какого-то фильма, потому что в жизни люди так выглядят разве что на светских мероприятиях вроде Мет Гала раз в год. Но уж точно не шастают по могильникам у загородного замка.
Во-вторых, что он делает возле этого самого замка, и не у парадного входа, а здесь, в этих зарослях?
