Я уронила лицо в ладони и плакала, пока от макияжа не осталась одна мазня. Даже вздрогнула, когда посмотрела в зеркало. Я не могла прийти на вечеринку Джуна в таком виде. Да и вообще больше не хотела ни на какую вечеринку. Я завела мотор и помчала в дом Митчелла, едва разбирая дорогу. Слезы застилали глаза, размывая мир в калейдоскоп – нелепый и жуткий.
Митчелл позвонил мне, пока я ехала, но я не нашла в себе сил ответить. Вернувшись, я замерла на пороге нашего дома, как ночное животное, застигнутое на дороге лучами дальнего света, и горе обрушилось на меня. Захотелось забиться под одеяло и ждать того, кто сможет меня утешить. Только вот единственный, кто мог бы это сделать, был также тем, кто разбил мне сердце.
Я зашла в спальню, сняла платье, подол которого был залит моими слезами и каплями потекшей туши, открыла шкаф в поисках другой одежды и… внезапно что-то заставило меня застыть на месте. Какое-то неясное подозрение. Я распахнула ту часть гардеробного шкафа, где были вещи Митчелла: несколько простых рубашек, толстовок и стопка футболок. В верхние отделения я никогда не заглядывала, но теперь внутренний голос приказал мне сделать это. Я забралась на стул и открыла верхние дверцы.
Здесь тоже была одежда, но это было совсем не то, что Митчелл обычно носил. Я увидела ярлыки, и мои глаза полезли на лоб: несколько курток и толстовок от Stone Island, рубашки Boss и немыслимо дорогие дизайнерские футболки, обувь от Balenciaga, кожаные ремни от Gucci. Я залезла в самый верхний ящик и обомлела. Там лежали очень дорогие аксессуары и часы, а также несколько пустых коробок от бижутерии с чеками и сертификатами. Та цепочка, которую Митчелл носил на шее, была сделана из платины и стоила десять тысяч евро. Сертификат был выписан на его имя. Вещи, на которые простой курьер не в состоянии заработать, даже если сотрет себя в порошок, развозя заказы.
Я сползла с табурета и села на кровать. Мозг беспомощно тонул во всей этой информации: наркокурьер, преступник, отсидел, был связан с бандой!
Я закрыла лицо руками, размазывая по лицу слезы и сопли. Телефон снова зазвонил, и я вздрогнула, словно услышала не рингтон, а вопль.
– Все в порядке? – спросил Митчелл, когда я приняла звонок. – Может подобрать тебя где-то?
– Не надо, – ответила я таким голосом, что сама его не узнала. – Было много работы. Я скоро буду.
Я все равно не смогу прятаться, оттягивать этот разговор и делать вид, что ничего не случилось. Мне нужно было выяснить все прямо сейчас, пока моя крыша не слетела окончательно.
То платье, в котором я планировала поехать на вечеринку и которое залила слезами и тушью, невозможно было наспех привести в порядок. Я вынула из шкафа другое – белое, обтягивающее, с глубоким вырезом на спине. Пожалуй, оно было слишком откровенным. Из-за открытой спины его нужно было носить без лифчика, но ткань была очень тонкой, и через нее просвечивали соски. Слишком расстроенная, чтобы париться над этой проблемой и искать решение, я просто разделила волосы на две части и позволила им струиться по груди.
Подходящие к платью туфли тоже плевали на все приличия: каблук был слишком, почти порнографически высоким. И на это тоже плевать, подумала я, наспех приводя лицо в порядок и выстраивая в голове план разговора. Я была хороша в построении планов, например, на раз-два могла расписать план большой статьи. Однако, когда доходило до реальной жизни, мои планы почему-то рушились быстрее, чем я успевала дописать их до конца.
На вечеринку я опоздала на полтора часа. Вошла с черного входа, когда веселье было уже в самом разгаре. Внутри было шумно и суетливо, BTS громыхали из колонок, столики уставлены закусками, которых было так много, что гости за вечер так и не успели их разгрести. Рисовое вино и соджу
[15] сияло в маленьких стаканчиках. С потолка свисал серпантин и огромные красные звезды.
А потом я увидела Митчелла. Он стоял в стороне и рассеянно кивал какому-то парню, который что-то увлеченно рассказывал, пытаясь перекричать музыку. Митчелл сжимал в руке телефон и то и дело смотрел на дисплей. Он звонил мне, когда я уже подъезжала, и мне показалось, что и сейчас тоже он смотрит именно на мой номер. Мне показалось, что он ждет меня и очень сильно.
Он выглядел роскошно: на нем была одна из его безумно дорогих рубашек – тех, что он держал в верхнем шкафу. Идеально сидящие на его заднице и явно не в Penneys купленные брюки. Цепочка за десять тысяч отбрасывала отблески на шею. Золотой, опасный мальчик, скрывающий свои богатства, нажитые нечистым путем. И вовсе не курьер. Вовсе не тот, в кого я влюбилась.
Вот откуда в нем этот стиль, эта уверенность, эта гипнотическая раскрепощенность и легкость, с которой он вливался в любое общество. Он просто знает, что такое большие деньги. А деньги всегда делают людей расслабленными и уверенными в себе – как крепкий алкоголь.
Джун приметил меня раньше, чем Митчелл. Выходил из подсобки и наткнулся на меня. На старике был фартук с нарисованными на нем атлетическими «кубиками» и нелепая бумажная конусообразная шляпа именинника. Не будь я по уши залита гормонами стресса, непременно рассмеялась бы.
– Вау! Я сейчас ослепну от твоей красоты, милая Несса! – воскликнул он и поцеловал меня в обе щеки.
– С днем рождения, Джун, – проговорила я, обнимая его. – Пусть исполнятся все мечты.
– Да куда ж они денутся, мать их! Спасибо, что пришла! Митчелл все ждет тебя! Митчелл! Сынок! Ты только глянь, кто тут!
Я замерла на месте, как будто туфли намертво приклеились к полу – ни шага не могла сделать вперед. Митчелл поднял голову и увидел меня. Все вокруг медленно закружилось и поплыло. Я схватилась за плечо Джуна, чтобы не грохнуться. Комок подкатил к горлу – большой и колючий.
Митчелл подошел ко мне, глядя так, будто не узнавал. Обнял и прошептал на ухо: «Ну наконец-то. Господи, я так тебя ждал. Какая же ты красивая…»
Слезы стояли в глазах, мне пришлось запрокинуть голову, чтобы не пролить их. Внезапно на меня накатило страшное онемение и непонятная слабость во всем теле. Будто я лежала в горячей ванне и пила вино бокал за бокалом – вот такая сильная слабость. Захотелось просто забыть обо всем, что я узнала. Отодвинуть, замести в самый дальний уголок и больше никогда не возвращаться к этому. Рука Митчелла покровительственно легла на мою голую спину, медленно поглаживая, лаская. Если одно прикосновение могло сделать меня абсолютно невменяемой, то это было именно такое прикосновение. Его губы коснулись моей шеи – горячие и истосковавшиеся.
А потом он крепко обнял меня за талию и представил всем на вечеринке.
Как свою девушку.
И я ничего не сказала в ответ. Не остановила его. Не схватила его за руку, требуя подробного рассказа о его прошлом. Не завопила: «Вообще-то все кончено, и ты сам в этом виноват!» Я просто не смогла уничтожить этот момент, когда Митчелл с сияющими глазами знакомил меня со своими друзьями – с такой гордостью, будто я была знаменитостью. Этот мужчина источал такие сильные магнетические чувства ко мне, что только самая бессердечная и жестокая сука смогла бы прилюдно отвергнуть их.
