Ко всему прочему, все трое были ординарами, то есть полностью лишенными даже крох магического контроля. Когда Ян это понял, он уже без всякого смущения, зная, что никто этого нарушения правил не заметит, оглядел семейство Мольтке «взором» и заметил лишь слабую циркуляцию виты. После чего ему стало окончательно ясно, почему столь древний род в высшем обществе столицы княжества так слабо котируется.
Такое случалось чаще, чем благородное сословие желало бы признавать. Причины того, что в старых семьях, чьи основатели владели магией, вдруг рождались ординары, подробнейшим образом изучались, но однозначных выводов сделать никто не мог. Бывало, что в семьях могло два поколения смениться, не прикасаясь к магии, а потом вдруг раз — и Супрем! Но больше, конечно, случаев было, когда угасшая искра более не разгоралась.
В некотором роде Яну было жаль Мольтке. Не сказать, что он проникся к ним симпатией, но представлял, как тяжело приходится семейству. В дворянском-то обществе, где друзей нет и быть не может — одни лишь временные союзы. Да еще и с таким грузом, как древний и славный магами род. Таких поколение за поколением отодвигают в сторонку, не давая возможности выгодно служить. Плюс породниться с такими мало кто желал, разве что нувориши с деньгами.
Скорее всего, Хельмут фон Мольтке это прекрасно понимал. Вот и сделал ставку «на все», набрав кредитов и поселившись в столице Великого княжества. Хоть таким вот способом, но остаться на плаву. А там, глядишь, и возможность какая подвернется.
Проведя еще около часа за столом, новоявленный маркиз стал собираться. Правда, сразу уйти не удалось — глава семейства пригласил гостя в кабинет на бокал «настоящего шотландского скотча». Пришлось сидеть, смаковать этот не лучшего качества самогон и слушать рассуждения графа о политике.
— Думайте что хотите, маркиз, но я уверен — Пруссия сегодня является островком стабильности и спокойствия во всей империи! — заявил фон Мольтке буквально после второго глотка. — Всюду рушатся устои, продажные политики пытаются разорвать страну на части, и только мы, пруссаки, продолжаем верно служить венцу. И, кстати сказать, выпалываем инакомыслие нещадно! На наших землях никогда не случится ни Пражского Манифеста, ни Венской Весны!
Граф Хельмут говорил о двух событиях, буквально потрясших страну. Первое — Пражский Манифест — произошло уже около двух лет назад, но оставило после себя уродливый шрам на обществе, говорящий, что как прежде уже никогда не будет. Полторы сотни студентов Пражского университета, одного из старейших в Европе, вышли на центральную городскую площадь, облились керосином, активировали обезболивающие целительские конструкты, подожгли себя и принялись хором зачитывать Манифест — сборник того, что должна сделать империя, чтобы спастись от упадка.
Молодые идеалисты погибли все до единого, и некоторое время общество было убеждено, что сделали они это по велению сердца. Однако расследование, проведенное Седьмым отделением Имперской канцелярии, недвусмысленно указывало на отличную организацию. И вскоре были обнаружены доказательства того, что студентов готовили к роли жертв — собирали в тайные общества, финансировали, обучали пользованию модумами — среди погибших лишь небольшая часть имела магический дар.
Первые выводы, как это обычно бывает у псов государевых, недвусмысленно указали на след Османской империи, с коей у Третьего Рима всегда имелись внешнеполитические противоречия. Последующие же заставили в том усомниться и подумать в сторону Островного королевства Британия — также давнего противника. И наконец завершенное расследование со всей очевидностью продемонстрировало, что вину следует возложить на внутренних врагов. Тех, кто желал расшатать трон, разрушить империю и вернуться к укладу, когда Европа представляла из себя лоскутное одеяло из множества крохотных государств.
Одновременно с этим в Сенате произошло усиление позиций реформаторов — той как раз партии, которая выступала за федерализацию Третьего Рима и выбор самостоятельного пути для каждого Великого княжества. Их фракция весьма близко подошла к принятию нужного им законопроекта, и почти никто уже не сомневался в том, что в очередном чтении он будет принят большинством голосов.
Так бы и случилось, но тут отличились «семерки» и обнародовали факт заговора на самом высоком уровне. Его главой, как выяснилось, был Сигизмунд Олелькович — богатый и влиятельный аристократ из древнего рода правителей Литовского княжества. На допросах он подтвердил, что стоял за организацией Пражского Манифеста, а цель имел самую что ни на есть прямую — свержение императора и развал страны на княжества. За что и был казнен как изменник, а род его канул в Лету.
На том ищейки успокоились, считая, что справились с очередным кризисом. Но, как выяснилось, напрасно. На смену Пражскому Манифесту пришла Венская Весна.
Случилась она совсем недавно, в апреле этого года. Происшествие явно было спланировано теми же людьми, что стояли за Пражским Манифестом, поскольку отличалось размахом, отличной подготовкой и полным отсутствием ниточек, которые бы могли привести к организаторам. И Олельковичами уже нельзя было отговориться.
В ярмарочный день, когда в Вену съехались жители окрестных селений, по всему городу случилось массовое применение магии. Модифицированной сельскохозяйственной, которую применяли для ускоренного роста культурных растений. Насквозь мирной, направленной на получение больших урожаев даже там, где это не было предусмотрено Творцом. Превращенной в оружие, отвратительнее которого обыватели прежде не видели.
Законы мироздания обойти нельзя — если где-то что-то прибыло, то где-то и убыло. Чтобы получить быстрый рост плодовых деревьев или злаковых, приносилась жертва. Животное, чья жизненная сила перенаправлялась в растения. Мятежники, спланировавшие Венскую Весну, пошли еще дальше — они взяли виту человека. Пяти сотен горожан, если быть точным.
Их убили в одно и то же время. На мертвые тела бросили семя, а потом неустановленная группа магов — одному, какого бы ранга он ни был, такое провернуть явно было бы не под силу — активировала конструкт роста. Захваченная магией жизненная сила жертв устремилась в семена, и по Вене в один момент выросли пятьсот белых цветущих акаций. На каждой из которых висели свитки с Пражским Манифестом.
Имперская Канцелярия сбилась с ног, пытаясь по остаточным следам заклинания выйти на устроителей этой варварской акции. Развернулась настоящая охота на ведьм — семерки буквально под лупой изучали жизнь всех сколько-нибудь влиятельных семей из старых родов. В дополнение к этому высочайшим указом было велено срубить и сжечь все столь отвратительным способом выращенные деревья.
И вот тут-то вскрылось двойное дно замысла отступников — жители Вены единым фронтом выступили против приказа. Акации, которые в городе прежде не росли, стали для жителей памятниками в честь их жестоко убитых родственников и друзей.
Инертные в вопросах принятия решений чиновники из местных решили надавить и получили городской бунт, который пришлось гасить уже введением в Вену войск. Таким образом маги-отщепенцы, которых после Весны стали именовать не иначе как гатнерами
[8], добились своих целей даже не чудовищной «посадкой» деревьев, а бездумной деятельностью властей.
