— Граф Мантайфель и его дочь. Когда родилась, при каких обстоятельствах, что послужило причиной смерти ее матери. Все слухи, которые сможешь найти, пусть даже самые дурацкие. Искать аккуратно, но быстро. Доклад мне в любое время. Управляющего можешь известить, если спросит — от него и от моей сестры не таись. От остальных старайся держать в тайне.
— Понял, ваша милость. — Глаза Петера Хейнца загорелись, он, видимо, уже предвкушал, как окунется в пыльное море бумаг, древних свитков и выписок из магистрата.
— Это не все. Связанное с этим, но не напрямую. Постарайся подготовить к завтрашнему дню все контакты виконтессы фон Кёниг, дочери графа Мантайфеля, и молодого офицера по имени Ульрих Вильгельм Бернхард, барон фон Гербер. Все общеизвестные и скрываемые данные, которые сможешь найти. Был ли у них роман, как на него реагировал почтенный батюшка девицы и не случилось ли между ними чего-то, что позволяет военному человеку считать ее своей собственностью.
— Сделаю!
Казалось, осчастливить этого бумажного червя больше было уже невозможно. Он уже буквально на месте приплясывал от нетерпения. Однако у Яна было для него еще одно поручение.
— И последнее, Петер. Это анализ, не поиск информации. Я бы хотел понимать, кто выиграет от скандала, если таковой разразится в семействе графа Мантайфеля? Любой интересант.
— Cui bono, ваша милость? — догадливо закивал секретарь.
— Верно, Петер. Cui bono.
Интерлюдия
Комната была пропитана светом. Локуста очень любила свет — и в прошлой жизни, и в этой. Вновь родившись, лет до двенадцати она не могла заснуть, если при кровати не горела лампа. Когда выросла в девушку — распорядилась, чтобы окно в ее спальне расширили и сделали размером во всю стену. Отец, души в ней не чаявший и выполнявший все капризы, без ропота оплатил ремонт.
Но и от привычки засыпать при горящих свечах она не отказалась. Ведь проистекала она не из страха — девушка просто сильно скучала без света. Только тот, кто просуществовал в полной темноте несколько вечностей, мог ее понять.
Теперь, стоя у окна, она с удовольствием смотрела на залитый солнцем сад и улыбалась.
— У нас, вообще-то, дела есть, — ворчливо прогудела на ухо Гая. — Нельзя просто так стоять целый день и пялиться на улицу.
— Хочу и пялюсь, — упрямо ответила девушка. — Я дочь графа, а не гальская рабыня, между прочим. Могу себе позволить.
— Да, в должности личной отравительницы Нерона у тебя было куда больше забот. Но напомню вашей милости, что недостаточно просто устроить дуэль сервана
[14] с этим охотником, нужно еще и как-то поддержать нашего чемпиона.
— Считаешь, он не справится сам?
— Думаю, не стоит полагаться на случай. Ты прекрасно знаешь, что львовского локуса
[15] Эссен сожрал и не поморщился.
— Потому что тамошний локус был идиотом! Надо было додуматься с его способностями, без поддержки серванов или хотя бы малефиков
[16],лезть в прямое столкновение с демоноборцем!
— Ты, значит, такой ошибки, не допустишь, дитя?
— Гая, прекрати меня так называть! Либо по имени этой девчонки, либо, как раньше, Локустой! Терпеть не могу это ваше «дитя»! Я родилась и умерла, когда предки этих франков и германцев бегали в шкурах!
В ушах у девушки рассыпался тонкий смех.
— Локуста была никем — обычной отравительницей. Виконтесса тоже никто. А ты — избранное дитя. Нокса
[17], которую так давно ждали! Ты должна беречь себя — так угодно Господину.
— А Господину не угодно самому расправиться с этим выскочкой? Ты говорила, на его счету уже сколько? Пятеро? Едва инициированный локус, два таких же малефика и два сервана, которые в силу-то еще войти не успели! Он же охотится на нас!
— И здесь его охота закончится, дитя. С твоей помощью. Такова воля Господина. И мы должны ее выполнить, а не обсуждать!
— Я должна ее выполнить! Я! И только потому, что Господин сам не может явиться в мир вне Разлома! Только ритус
[18] может ненадолго призывать его сюда, и то лишь в проекции.
— Совершенно верно. И для этого создали тебя. Для решения задач, угодных Господину. Дом Гасиона рассчитывает на тебя. К тому же тебе нужен опыт. А как его получать, если не использовать того оружия, что тебе вручено.
— Да знаю я, знаю!
Раздраженная разговором девушка резко повернулась и отошла от окна. Уселась на мягкий пуф возле зеркала, провела пальцем по линии подбородка и вздохнула.
— Почему она такая неказистая?
— Развивайся, дитя. Делай то, что должна. Силы твои будут расти, и ты сможешь придать этому телу любой вид. А сейчас…
— Да поняла я, поняла! Надо заняться делом. Усилить нашего сервана. Хватит уже жужжать в ушах! Прикажи приготовить ванну. И позаботься о том, чтобы мне никто не мешал. Ни отец, ни слуги.
— Конечно, ваша светлость.
— Все, поди уже, поди!
Глава 8. Кирха
Про Ульриха фон Гербера Петеру удалось вызнать довольно много интересного. Родился тот в весьма небогатой дворянской семье, особыми талантами не обладал, дар управления витой открылся в четырнадцать лет, но был не бог весть каким развитым. К завершению Гимнасия в Кенигсберге не смог перешагнуть планку Серого Рыцаря — с ним и выпустился.
Как и все слабосилки из дворянских родов, службу барон начал с должности оптиона. Карьеру строить не умел, полезными связями не оброс, в реальных боевых действиях не участвовал, а потому до сих пор чин не повысил даже по выслуге лет. Зато обнаружил в себе талант к игре и все свободное время проводил в офицерском собрании родного легиона, либо в игорных домах города, устраиваемых в салонах полусвета, где довольно успешно резался в карты.
Кроме везения, фон Гербер прославился вспыльчивым характером, любовью к дуэлям и безжалостностью. Из пяти его противников лишь за последний год выжил только один, да и тому это удалось по причине заранее оговоренных условий поединка. Противник барона заявил в паре к клинку магию, а в ней бретер был не слишком силен.
Поговаривали, но доказательств этого секретарь найти не смог, что три из пяти дуэлей фон Гербера были подставными. То есть он намеренно оскорблял практически незнакомых ему людей, а потом на поединке убивал их. Ходили так же слухи, что задире за эти схватки платили. Косвенным подтверждением правдивости слухов являлось выросшее благосостояние барона за последний год. В частности, вдобавок к выдаваемой армией лошади он содержал в конюшне легиона и собственного скакуна, весьма дорогого ахалтекинца. Да и снаряжением с недавних пор предпочитал пользоваться штучным, а не общевойсковым.
