Потому что все оказалось до смешного простым. Не было никакого злобного отца. Никаких заговоров и тайн. Была глупая девчонка, которая получила письмо от незнакомца и, почти не раздумывая, бросилась к искомой родне. А в шаге от встречи с ними испугалась. И не смогла войти в дом.
— Я вокруг поместья ходила. Не знала, что дальше делать. Упала в овраг, еле выбралась. А потом на дорогу вышла, там меня фермер один, он в Кенигсберг ехал, до города отвез. А сюда уже на извозчике. Хорошо хоть, деньги остались — чудом кошелек не потеряла.
Лиза с Никитой, сразу сообразившие, что ситуация с девицей разрешилась без применения силы и проникновения в поместье графа, сразу ушли тренироваться. Обычно они это делали по утрам, все вместе, но Кристель загонщики… не то чтобы недолюбливали — просто старались пореже находиться в ее обществе. Сын кузнеца как-то сказал, что у нее взгляд иногда застывает, и это здорово пугает. А красавица-мещанка заявила, что у нее в присутствии найденки начинает болеть голова.
Ян подобные приметы никогда без внимания не оставлял, но проверка Кристель способностью Эссенов ничего странного не показала. Девушка как девушка. Молчаливая, скромная, неразговорчивая. И взгляд у нее был нормальный, на самочувствие она не влияла. Глупости, в общем, какие-то. Юноша списал объяснения соратников на банальную ревность. Они, дескать, трудом, потом, а иногда и кровью свою верность должны доказывать, а девчонка с улицы пришла, и сразу на все готовое.
Звали загонщики и Яна — до турнира оставалось совсем немного времени, а их командная работа до сих пор оставляла желать лучшего. Но юноша решил пока остаться с Кристель и Софией и теперь наблюдал, как одна беззвучно плачет, а вторая поглаживает ее по плечу и шепчет успокаивающие слова.
— Поверила! Дура! Так только в дамских романах бывает! — продолжала горевать Кристель. — Бедная мещанка оказывается потерянной дочерью аристократа. Она находит его, а он ее принимает!
— Все хорошо. Все уже хорошо, — как заведенная повторяла баронесса.
— Простите меня! — всхлипывала найденка. — Вы так мне помогали, а я бросилась к этому графу и даже вам ничего не сказала! Я так виновата!
— Ну что ты! Любая на твоем месте поступила бы так же! — продолжала увещевания София, напрочь забывая, что сама бы она так никогда не сделала.
Ян кивал, мол, да. Не виновата. Любая бы, точно-точно. Но думал он вовсе не об этом. Его почему-то не оставляла мысль, что возвращение девушки выглядит еще более странным, чем отрицание графа, утверждающего, что к нему в поместье никто не приезжал.
Почему ему так подумалось, он и сам не понимал. Кристель ведь и правда могла в последний момент испугаться, развернуться у самых ворот и отправиться назад. Только вот что-то не складывается с ее рассказом. Извозчика они встретили как раз на повороте на графское поместье. А до него от развилки было минут пять рысью. Куда беглянка успела убрести за это время?
Нет — положим, могла. Пойти вдоль ограды, свалиться в овраг. Могла. Но Ян в это не верил. Не так должна была себя вести растерянная девушка. Он даже попытался — насколько это возможно — представить себя на ее месте.
«Допустим, я девица в беде, — без капли иронии размышлял он. — Которая приехала к воротам своего возможного отца и теперь набирается решимости объявить о себе. Где я буду это делать? Нет, понятно, я-то нашел бы место, чтобы видеть въезд, а сам оставался бы незамеченным. А девчонка, выросшая на ферме? Остановилась бы на дороге. Может быть, сошла бы на обочину. Но никак не пошла бы в обход поместья по траве и кустам. Скорее уж обратно к развилке».
Если он прав, а Ян в этом не сомневался, то Кристель попалась бы им на глаза, даже уйдя в сторону — лесов в окрестностях было немного, и до ближайшего пешему пришлось бы добираться минут десять-пятнадцать. Про овраг тоже сказочная история. Что делает любой человек, а уж девица в городском платье тем более, когда оказывается в яме? Пытается выбраться и зовет на помощь, вот что! А они с Софией никаких криков не слышали.
И еще — ливрейный на воротах вдруг сменился за пару минут до приезда Эссенов. Может, и совпадение, но не слишком ли их много? Да и сам граф поступил в высшей степени странно. При них вызвал слугу и спросил про гостей. Понятно, что сам владелец поместья не следить за тем, что происходит на воротах, но зачем так нарочито?
Чем больше он об этом думал, тем более подозрительным казалось ему поведение девушки. И плакала она странно, и одежда изорвана и испачкана так, словно она хотела всем на свете показать, как она настрадалась. И извинения эти ее липовые!..
«Или же я вижу заговоры даже там, где их нет! — попытался он остановить маховик подозрений. — Дядюшкино влияние! Тот спать не ляжет, пока все события за день не проанализирует, по полочкам не разложит и бирочки не приклеит. И маниакальная подозрительность тоже от него. Ну, в самом деле, зачем эти сложности? Если уж граф хотел избавиться от источника скандала, то оставил бы Кристель у себя, а не придумывал ей шитую белыми нитками историю, чтобы Эссены поверили в его непричастность. Непричастность к чему, если уж на то пошло?! Если только Кристель не продолжает оставаться в плену у графа, а нам вместо нее явлена Кристин…»
Озадаченный очередным своим выводом, Ян внимательно вгляделся в плачущую девушку и стал добросовестно искать нечто, указывающее на то, что перед ним не воспитанница Софии, а ее сестра виконтесса. Паранойя у него или нет, а раз уж мысль эта появилась, значит, ее стоит изучить.
Но с этим у юноши ничего не вышло. Он с немалой досадой понял, что не сможет отличить Кристель от Кристин, даже если их посадят сейчас рядом друг с другом. И вовсе не от отсутствия каких-то отличающих девушек деталей. Просто он никогда их не искал. Не рассматривал лицо найденки детально.
Как было — София нашла девушку и решила взять ее под свою опеку. Ян принял это и забыл. То есть взглянул раз, сформировал в голове общий образ нового в доме человека и перестал обращать на него — нее — внимание. Как особа противоположного пола она его не привлекала, общаться у занятого тренировками и светской жизнью маркиза не было ни времени, ни желания. Строго говоря, он о ее существовании-то вспомнил лишь в тот момент, когда некий доброхот организовал ее приглашение на прием у курфюрста.
И теперь понимал, что не отличит компаньонку сестры от виконтессы фон Кёниг. Пока они были в разных нарядах — без труда, а теперь — нет.
«Это уже ушло далеко за рамки здравого смысла, — сказал он себе сердито. — Сперва ты подозреваешь графа невесть в чем, хотя очевидно, что Лиза права — старик просто желает избежать скандала. Теперь же готов поверить, что виконтесса вырядилась в платье найденки и выдает себя за нее. Зачем это им, Йоханн?»
Невероятно расстроенный своей подозрительностью и бездарно потраченным днем, Ян оставил девушек и отправился в гимнастический зал. Ему требовалась хорошая нагрузка на тело, раз уж разум стал таким… неуверенным.
Явился он как раз к тому моменту, когда Лиза завершила разучиваемый прием и повалила здоровяка Никиту на толстую циновку. Выглядела девушка при этом совершенно счастливой.
