— Святая? — уточнил он в конце.
— Может, мученица. Не знаю, Богдан. Лика не видел, сиянием освящен не был, а потом и Адам появился, не до гляделок стало. После боя раны, все, что демон нанес, исцелились, как не было. Так что вывод можно делать и такой, и такой — то ли морок, то ли исцеление.
— А старуха та? Ядвига, правильно? У нее не уточнял?
— Отошла бабка Ядга. Как с болот вернулся, так и нашел ее в доме.
— Исполнила, стало быть…
— Похоже на то. Сколько лет жила, чтобы весточку передать.
— Тогда больше мученица. Я подниму архивы, посмотрю, кто у нас так жил и преставился, что сразу к Господу.
Яну все эти тонкости о статусе явившейся к нему были неинтересны, но в поддержание разговора он кивнул. Затем вспомнил, что по колеблющемуся изображению лица дядя может этого и не увидеть, и добавил:
— Хорошо.
— А по самому посланию что думаешь?
Опытный аналитик уже сам сделал все выводы, но хотел, чтобы воспитанник их озвучил.
— А что там думать, Богдан? Вестница сказала об угрозе. О большой беде, если словами бабки Ядги. А потом появляется Олелькович, который, мало того что мертв, так еще и демон не из Низших. Тут одно с другим состроить несложно. О химерах была весть. Так что, в правильном мы направлении думаем. И делаем.
Закончил Ян дополнительным указанием на то, что его план по превращению охотника в приманку гораздо лучше действий Восьмого отделения. Дядька хохотнул, уловив намек.
— Ну, это мы еще посмотрим! Затея интересная, но может и пшиком обернуться. Почем знаешь, что в Кенигсберге есть такие выродки?
— Если нет, поеду по крупным городам. Столицы княжеств, губернские центры — туда, где свет крутится.
— Отчитываться не забывай.
— Как только разберусь со всем и налажу быт — сразу начну. София как?
— К тебе просится. Сдала экстерном экзамены за триместр, говорит, во Львове ее ничего не держит. Примешь сестру-то?
— Недельку мне дай. Надо обустроиться.
— Да, девиц в неустроенность пускать нельзя, — согласился инквизитор. Построжел голосом и добавил: — С письменным отчетом не тяни. День, много — два. И отправляй по ведомству. Связь связью, а документация должна быть в порядке. На случай, если пойдут вопросы по растратам.
— Сделаю.
Интерлюдия
Комнату заволокло ослепительной тьмой в один миг. Только что это было помещение, которое вдруг превратилось в бесконечное пространство. Исчезли стены, окна, дверь — все. В бескрайней изначальной тьме не было таких понятий. Но миг спустя они появились. Да еще как! То, что, казалось, не имело конца и края, сжалось до самой крохотной каморки под лестницей, из тех, что только возможно вообразить.
Дыхание хозяина комнаты замерло, ему показалось, что тьма пожрала даже воздух.
— Ты уверен? — со всех сторон на него обрушился голос.
Он мог принадлежать и мужчине, и женщине. В нем неуловимым образом сплетались сила и нега. Несгибаемая воля и бархатная мягкость. Чистота настолько потрясающая, что казалась неестественной. Такие, говорят, были у кастрированных мальчиков, которым католики уродовали естество, чтобы сохранить ангельские голоса.
Тот, кто задал вопрос, знал, что у ангелов голоса совсем другие. Способные содрать кожу и мясо с костей одним только шепотом. Да и хозяин комнаты об этом знал. От гостя.
— Да. Это он. Ошибки быть не может. Как ты и говорил, господин.
В отличие от первого, второй говорящий явно принадлежал к мужскому полу. К немолодым его представителям. Лет, может быть, пятьдесят-шестьдесят. Так и рисовался грузный шатен с упрямым подбородком, чуть скошенным лбом и поджатыми губами. И животиком, обтянутым какой-нибудь недешевой тканью. У владельца такого голоса просто обязан быть животик.
Разглядеть, правда, нельзя было ни одного, ни другого. Тьма не давала ничего, за что можно было зацепится глазу. При этом Первого отсутствие видимости ничуть не смущало — он прекрасно ориентировался и, кажется, постоянно перемещался. Второй же с появлением тьмы старался не двигаться, опасаясь налететь на что-то невидимое или вовсе провалиться в дыру в полу. Единственное, он не был уверен, что теперь здесь имелся пол.
— Ах-х. Не ко времени, — с сожалением выдохнул Первый. — Я рассчитывал, что у нас больше времени. Как странно, верно? С одной стороны, нам известно, что времени не существует, с другой — его постоянно не хватает. Парадокс!
— Господин?
— Ах-х, не напрягай свой крошечный мозг, мой милый! Я говорил сам с собой.
— Кхм… Что нам делать? Я имею в виду, в свете появления этого…
— А что мы делаем, когда встречаем препятствие на пути, мой сладкий?
Второй некоторое время молчал, подбирая правильный ответ. Он знал, что, несмотря на мягкость и даже ласковость голоса гостя, тот скор на расправу.
— Уничтожаем ее? — предположил он наконец.
— Ах-х, ну какой же ты умненький мальчик! Славный, сладкий, умненький мальчик! — голос Первого кружил над Вторым, словно обнимая его тысячей рук. — Ты так долго, так верно служил мне. Послужи еще, хорошо? Сделай так, чтобы мы больше не слышали этого имени. Сделаешь это для меня, мой милый?
В какой-то миг тьма сменилась еще более непроглядным светом. И в нем, прямо напротив своего лица, Второй увидел лицо неземной красоты. Не мужское, не женское — совершенное. Невесомая и столько же прекрасная ладонь огладила выступающий животик немолодого мужчины.
— Сделаешь? — шепнули влажные губы, приблизившись к лицу собеседника так, что могли бы обжечь дыханием. Но не обожгли. По причине отсутствия дыхания.
— Конечно! Я сделаю все, что ты пожелаешь, господин! Ты знаешь, что у тебя нет более верного слуги!
— Ах-х, это верно! Это очень верно, мой славный мальчик! Расскажи, что еще заставило тебя воззвать ко мне? Только ли появление этого охотника? Сюда, знаешь ли, не так легко приходить. Даже несмотря на все твои старания!
— Только это! — твердо отвечал Второй. — Ты велел оповестить, если этот человек появится в поле моего зрения. И я тут же сделал это!
— Не считаясь с затратами? Так мило! — можно было представить, как Первый складывает руки под подбородком и умиленно улыбается. — Ну, полно, ты совсем меня растрогал! Как там наше дитя?
— Входит в силу, господин! Желаешь увидеть?..
— Нет. Еще рано. Береги! Если нужно — пусть сгорит все, но дитя спасется!
— Конечно!
Но последние слова Второго уже никто не услышал. Тьма мигнула и пропала. Оставив после себя небольшую комнату, посреди которой возле алтаря стоял и тяжело дышал пожилой мужчина.
— Прибери здесь! — властно приказал он, распахивая тяжелую дверь и отходя в сторону.
