Мальмезонский замок (вид со стороны главного входа). Гравюра начала XIX в.
Уже в ссылке на острове Святой Елены Наполеон вспоминал:
«Я всегда любил звук сельских колоколов».
Хорошо знавший Наполеона Луи-Антуан де Бурьенн в своих «Мемуарах» пишет:
«Колокольный звон производил на Бонапарта необыкновенное действие, которого я никогда не мог себе объяснить. Он слушал его с наслаждением. Сколько раз бывало, в Мальмезоне, когда мы гуляли с ним по аллее, ведущей к Рюэйской равнине, сельский колокол прерывал наши беседы о самых важных делах. Он останавливался, чтобы шум шагов не заглушил ни одного из чарующих звуков, и почти сердился на меня за то, что я не испытывал тех же чувств, как он. Действие, производимое на него этими звуками, было так сильно, что в голосе его слышалось волнение, когда он говорил мне: „Это напоминает мне мои юные годы в Бриеннской школе. Я был счастлив тогда!”».
Герцогиня д’Абрантес в своих «Мемуарах» рассказывает:
«Первый консул захотел после возвращения из Египта увеличить Мальмезон и его парк. Для этого он обратился к мадемуазель Жюльен, очень богатой старой деве, жившей в Рюэйе, с просьбой уступить ему за любую цену ее парк, или, вернее, сад, который был отделен лишь небольшой дорогой…
У Первого консула был свой маленький личный сад, в который можно было попасть через мост, покрытый тиковой тканью и похожий на палатку, начинавшийся практически от самого его кабинета. Там он любил дышать воздухом, когда слишком уставал от работы… Этот мост в виде палатки представлял собой как бы его дополнительную комнату. Туда ему выносили стол, и он часто работал там один, изучая карты или делая пометки на документах. „Когда я нахожусь на свежем воздухе, – говорил он, – я чувствую, что мои мысли принимают совершенно иное направление. Я не представляю, как люди могут успешно работать у печки, не имея контакта с небом”.
Комната Наполеона в Мальмезоне
С другой стороны, Наполеон не мог переносить даже малейшего холода, он тут же начинал замерзать. Он приказывал разжигать огонь уже в июле и не понимал, что другим совсем не холодно».
А вот рассказ верного слуги Констана Вери о Жозефине и Наполеоне:
«Вечерами она часто проводила время у столика, за которым шла игра в триктрак. Эту игру она очень любила и играла в нее хорошо и быстро. В Мальмезоне, в помещении маленького театра с залом на двести зрителей, силами членов семьи давались спектакли. По воскресеньям устраивались балы, во время которых, бывало, танцевал и Наполеон. В подобной патриархальной жизни он находил особое очарование.
Наполеон не всегда придерживался низкого мнения о поэзии; или, пожалуй, я должен сказать, что он смотрел на известных поэтов в тот период его жизни, о котором я веду речь, как на глашатаев его славы. В период Консульства он часто заигрывал не только с учеными, но также и с поэтами и писателями.
Я не мог отделаться от чувства изумления, когда обнаружил такую простоту привычек у такого человека, как Наполеон, который на расстоянии казался столь величественным. Я ожидал, что он окажется грубияном, с капризным и вспыльчивым характером. Вместо этого я увидел терпеливого, снисходительного человека, которому можно легко угодить, совсем не трудного в общении, оживленного, готового к шумному веселью с подшучиванием, а иногда даже просто очаровательного друга. Но фамильярность с его стороны, однако, вовсе не означала, что он готов дать какие-либо основания для взаимности в этом плане. Наполеон с самого начала пожелал, чтобы я чувствовал себя с ним совершенно свободно, и как следствие этого – с первого же дня службы я не испытывал никакого смущения в его присутствии. Я не ощущал перед ним никакого страха, и это мое состояние еще более укрепилось, когда мне удалась увидеть его нежные отношения с Жозефиной, усердную преданность его офицеров, добросердечность его отношений с консулами и министрами, дружеское, почти фамильярное поведение с солдатами».
Констан Вери только и делает, что восхищается Наполеоном. Он словно не видит вещей, которые просто не могут не бросаться в глаза другим людям из окружения этого неоднозначного человека. Неоднозначного? Это еще мягко сказано…
Вообще-то развлечения у Наполеона порой были достаточно специфическими. Например, телохранитель Наполеона Рустам в своей книге «Моя жизнь рядом с Наполеоном» рассказывает такой случай:
«Однажды в Мальмезоне во время утреннего туалета он увидел из окна, которое выходило на узкий канал, стаю лебедей. Сразу же попросил у меня карабин, и как только я принес, выстрелил. Императрица в своей комнате одевалась. Услышав выстрел, она в одной ночной рубашке с наброшенной на плечи шалью вбежала к нам:
– Бонапарт, прошу тебя, не убивай лебедей!
Его Величество упорствовал:
– Жозефина, не мешай мне, я развлекаюсь!
Взяв меня за руку, императрица попросила:
– Рустам, не заряжай для него карабин.
А Наполеон настаивал:
– Дай карабин.
Увидев, что я нахожусь в трудном положении, Жозефина вырвала из рук мужа карабин и унесла. Его Величество хохотал, как безумный».
Действие, как видим, происходит уже во времена Империи, но это ничего не меняет. Наполеон в Мальмезоне «хохотал, как безумный». И над чем? Над тем, что его жена переживала из-за того, что он из окна замка расстреливал ни в чем не повинных лебедей. Понять и принять такое трудно. Впрочем, не зря же говорят, что между гением и безумным есть одно сходство – оба живут совершенно в другом мире, чем все остальные люди.
Не так-то просто находиться рядом с великим человеком!
Секретарь Наполеона Клод-Франсуа де Меневаль констатирует:
«В течение первых шести месяцев, последовавших за Амьенским миром, Первый консул вел почти праздную жизнь в Мальмезоне».
Речь у Меневаля идет о 1802 годе. Тем не менее Наполеон в Мальмезоне не только развлекался.
Констан Вери категорически не согласен с Меневалем:
«В дни „отпуска”, по его выражению, он больше занимался личными делами, чем государственными; но он никогда не оставался бездеятельным – он был просто не в состоянии ничего не далать. Он всех держал в напряжении, заставлял что-то воздвигать, строить, увеличивать, расставлять, подрезать изгородь, в общем, постоянно что-то делать в замке и в парке, а сам при этом изучал статьи расходов, счета, давал указания по ведению хозяйства. За всеми этими занятиями время проходило быстро, и вскоре наступал момент, когда необходимо было возвращаться и, по его выражению, вновь „впрягаться в ярмо мучений”».
С камердинером Наполеона трудно не согласиться. Пока Жозефина собирала редкие цветы, наряды и игрушки, Наполеон часто уединялся в библиотеке, устроенной по его вкусу. Здесь, в частности, он подготовил соглашение, по которому Испания уступала Франции Луизиану, которую, в свою очередь, двумя годами позже переуступили Соединенным Штатам. Здесь к нему пришла идея Конкордата с церковью, здесь он набросал план создания Почетного Легиона, здесь, наконец, он подписал приказ об аресте и убийстве герцога Энгиенского, что кровавым пятном отметило зарю его царствования.
