Луи-Антуан де Бурьенн в своих «Мемуарах» пишет:
«Земля в Мальмезоне стоила сто шестьдесят тысяч франков; Жозефина приобрела ее у господина Лекуто, когда мы были в Египте. Там было сделано много усовершенствований, было возведено несколько новых построек; наконец, добавился парк, который стал просто великолепным. Все это появилось не из воздуха. Первые платежи за эту покупку были сделаны, но это не было единственной задолженностью Жозефины. Кредиторы мало-помалу начали шептаться, это произвело плохое впечатление в Париже, и я уверяю, что я был настолько уверен в недовольстве Первого консула, что постоянно откладывал момент объявления ему об этом. С большим удовлетворением я узнал о том, что господин де Талейран опередил меня. Никто не был способен так „подсластить пилюлю” Бонапарту. Имея незвисимый характер и образ мышления, он оказал ему услугу, рассказав о зреющем недовольстве относительно долгов, наделанных его женой во время его экспедиции на Восток. Бонапарт понял, что нужно срочно действовать.
Это было вечером, в половине двенадцатого, когда Талейран затронул эту деликатную тему. Как только он удалился, я вошел в кабинет Бонапарта, где тот сидел один. Он мне сказал:
– Бурьенн, Талейран рассказал мне о долгах моей жены. Спроси ее о точном их объеме. Пусть она признается во всем. Я хочу с этим покончить, и я не желаю, чтобы это продолжалось, но не оплачивай все, пусть тебе сначала покажут счета этих шельмецов, они все – банда воров…
На следующий день я встретился с Жозефиной. Она сначала была восхищена распоряжениями своего мужа, но это длилось недолго. Когда я попросил у нее точный отчет по ее долгам, она сказала, чтобы я не настаивал и довольствовался тем, в чем она признается.
Я ей сказал:
– Мадам, я не могу вам передать недовольство Первого консула. Он считает, что вы должны значительную сумму, и он настроен оплатить ваш долг. Конечно, вам придется выслушать его упреки и пережить не самую приятную сцену, но она будет одинаковой как для той суммы, в которой вы сознаетесь, так и для гораздо большей суммы. Если вы скроете часть вашего долга, через некоторое время разговоры возобновятся, они дойдут до ушей Первого консула, и его недовольство станет еще большим. Поверьте мне, сознайтесь во всем. Результаты будут теми же, вам лишь один раз придется выслушать неприятные для себя вещи. Если же вы будете тянуть, это будет повторяться многократно.
– Я никогда не смогу сказать ему все, это невозможно. Окажите мне услугу, воздержитесь от того, чтобы разглашать то, что я вам скажу. Я должна, мне кажется, примерно миллион двести тысяч франков, но я признаюсь лишь в шестистах тысячах. Я не буду больше делать долги, а разницу оплачу сама, постепенно, экономя на всем.
– Мадам, я уверен, что ваши долги не удастся покрыть суммой в шестьсот тысяч франков, но я вам гарантирую, что ваши неудобства будут одинаковыми как для шестисот тысяч, так и для суммы вдвое большей…
– Я этого не сделаю никогда, Бурьенн. Я его знаю, он очень рассердится, а я этого не выношу.
Еще через четверть часа разговора на ту же тему я вынужден был уступить и пообещать объявить Первому консулу лишь о шестистах тысячах франков. Можно себе представить ярость Первого консула. Он прекрасно понимал, что его жена что-то скрывает, но все же он сказал:
– Хорошо! Возьми шестьсот тысяч, но ликвидируй все долги этой суммой, и чтобы я об этом больше не слышал. Я приказываю давить на поставщиков и ничего им не давать, если они не откажутся от своих огромных прибылей. Нужно их приучить не давать так просто товар в кредит.
Мадам Бонапарт предоставила мне свои записи. Завышения в ценах были связаны со страхом, что платеж будет сделан нескоро. Мне показалось также, что было немало преувеличений и в перечне поставленных вещей: я, например, увидел, что было изготовлено тридцать восемь новых шляпок за месяц и по очень высокой цене; там были перья цапли по 1800 франков. Я спросил у Жозефины, как она может носить по две шляпки в день; она ответила, что это, скорее всего, какая-то ошибка. Преувеличения сапожника по ценам и по предметам также не показались смехотворными. Я не говорю о других поставщиках, это был аналогичный грабеж…
Мне стыдно сказать, но большая часть поставщиков довольствовалась лишь частью запрошенных сумм; один из них получил 35 000 франков вместо 80 000 и имел неосторожность сказать мне, что хотел бы заработать еще. Наконец, мне посчастливилось, после длительных споров, урегулировать все суммой в 600 000 франков. Но мадам Бонапарт вскоре вновь впала в те же излишества».
Фредерик Массон в книге «Наполеон и его женщины», говоря о Жозефине, подводит итог:
«Не умея считать, постоянно покупая, никогда не платя, воображая, что уплачено все, когда отдана только ничтожная часть долга, она уже тащит за собою, как будет тащить в течение всей Империи, до своего последнего часа, целый хвост кредиторов, которые постоянно толкают ее на новые расходы, счета которых она без конца удлиняет, ни на минуту не задумываясь о сроках платежей. Когда наступает срок уплаты, она плачет, рыдает, теряет голову, придумывает самые безрассудные комбинации, клянется и Богом, и чертом, и если ей удалось выгадать хотя бы немного времени, считает, что все спасено».
Далее Фредерик Массон приводит совершенно возмутительный пример трат Жозефины:
«Одним только поставщикам она должна, как утверждают, миллион двести тысяч франков, что вполне возможно, так как это обычные размеры ее банкротств. Но есть нечто худшее, чего не знают: она купила в кантоне Гляббэ, в департаменте Диль, национального достояния на 1 195 000 франков, и две трети этой суммы должна уплатить она, а остальную треть взяла на себя ее тетка, мадам Реноден, ставшая мадам де Богарне, у которой нет для этого ни единого су».
Относительно покупки Мальмезона Фредерик Массон пишет:
«Она купила у гражданина Лекуто землю и имение Мальмезон, обязуясь уплатить 225 000 франков за основное имущество, 37 516 франков за зеркала, мебель, домашнюю утварь и припасы и 9111 франков пошлин. В счет этого долга она уплатила 37 516 франков за обстановку, «продав принадлежавшие ей брильянты и драгоценности». Но остальное подлежит взысканию, а кто же заплатит?
Несомненно, она может сказать, что Бонапарт, посетивший Мальмезон до своего отъезда в Египет, предлагал за имение 250 000 франков – приблизительно ту сумму, какую обязалась выплатить и она. Но после того, как он видел Мальмезон, Бонапарт видел Ри, ему очень понравилась мысль купить этот замок, а потом он увлекся каким-то имением в Бургундии. К тому же он не дал ей никаких полномочий покупать от его имени. Деньги он доверил своему брату Жозефу; через Жозефа же он выплачивал Жозефине ее годовую пенсию в 40 000 франков; о своих проектах он сообщал только Жозефу – ведь за все это время не было из Египта ни единого письма от него к жене».
Как мы уже знаем, Наполеон в конечном итоге оплатил все.
Далее Фредерик Массон рассуждает следующим образом:
«Ничто не принадлежит ей, даже дом на улице Победы – он был куплен на деньги Бонапарта. Ей остаются ее драгоценности, собранные в Италии, которые она любит показывать и которые, по отзывам современницы, достойны фигурировать в сказках «Тысяча и одна ночь», ей остаются еще картины, статуи и старинные вещи… Но что это в сравнении с тем, что она должна?»
