НОВОЙ КРИСТАЛЛИЗАЦИИ,
МЫ НЕ УМИРАЕМ, МИР ОТМИРАЕТ ОТ НАС.
ЖИЗНЬ ЛЮБИТ СМЕРТЬ,
РАДОСТЬ ДРУЖИТ С БОЛЬЮ —
Женщине
Я КАК ЛУНАТИК,
ИДУЩИЙ ПО КРАЮ КРЫШИ,
НЕ НАДО РЕЗКО МЕНЯ БУДИТЬ,
ИНАЧЕ Я УПАДУ
И РАЗОБЬЮСЬ
[…]
Записки сумасшедшего
МОЯ ДУША – КАК ДВЕ ХИЩНЫЕ ПТИЦЫ,
РВУЩИЕСЯ КАЖДАЯ В СВОЮ СТОРОНУ
[…]
С. 48
УРНА
ВОЗРОЖДЕНИЕ
Из грязи вознесся лик,
полный красоты и скорби.
С. 60
Я вижу людей
ЗА ИХ МАСКАМИ.
УЛЫБАЮЩИЕСЯ, СПОКОЙНЫЕ ЛИЦА,
БЛЕДНЫЕ ТРУПЫ, БЕСКОНЕЧНО
СПЕШАЩИЕ ВПЕРЕД ПО
ИЗВИЛИСТОЙ ТРОПИНКЕ, ВЕДУЩЕЙ
К МОГИЛЕ.f
Из моего гниющего тела
вырастут цветы —
и я буду в
них – Вечность.
Толпа. Карандашный рисунок. 1922
Загадочный взгляд сумасшедшей
В ЭТИХ ПРОНЗИТЕЛЬНЫХ ГЛАЗАХ,
КАК В КРИСТАЛЛЕ, СОБРАНО
МНОЖЕСТВО ОТРАЖЕНИЙ
ОБРАЗОВ – ВЗГЛЯД
ИЗУЧАЮЩИЙ, ЛЮБОПЫТНЫЙ,
ПОЛНЫЙ НЕНАВИСТИ И ЛЮБВИ,
ТОЙ ЭССЕНЦИИ, ЧТО
ОБЪЕДИНЯЕТ ВСЕХ
[…]
СУДЬБЫ ЛЮДЕЙ
КАК ПЛАНЕТЫ.
ОНИ ПЕРЕСЕКАЮТСЯ
ВО ВСЕЛЕННОЙ, ЧТОБЫ
ВНОВЬ РАЗОЙТИСЬ.
МАЛО КТО ДОСТИГАЕТ
СЛИЯНИЯ В СИЯЮЩЕМ
ПЛАМЕНИ
Встреча во Вселенной. Цветная ксилография. 1898–1899
Записки сумасшедшего
И В ТЯЖЕЛОВЕСНЫХ КАМЕННЫХ МАССАХ
ЕСТЬ ЖИЗНЬ
[…]
С. 75
Царство кристаллов —
Эдвард Мунк на фоне своей картины «Солнце». Фотография. 1943
III
Письма
Предисловие к третьей части
Евгении Воробьёвой
Помимо литературных текстов и дневников к писательскому наследию Мунка можно отнести его письма. В течение всей жизни Мунк вел весьма обширную переписку на норвежском, немецком и французском языках с огромным множеством корреспондентов. В цифровом архиве, созданном Музеем Мунка в Норвегии, содержится более 4200 черновиков, писем и открыток, адресованных самым разным категориям получателей: членам семьи, возлюбленным, друзьям и недругам, коллекционерам и заказчикам, биографам, критикам и искусствоведам, моделям, коллегам-художникам и деятелям других видов искусства, а также различным учреждениям. За 70 лет активной переписки Мунк успел написать примерно 400 различным адресатам. Самое старое из сохранившихся писем Эдвард написал своему отцу в 1874 году, в десятилетнем возрасте, а среди самых последних – благодарственные открытки, отправленные художником различным получателям, в том числе сестре Ингер, вскоре после его 80-летнего юбилея в 1943 году.
Нередко мы располагаем несколькими сохранившимися набросками одного и того же письма, в которых прослеживается путь мысли художника и его попытки точнее сформулировать мысль. Мунк имел привычку сохранять черновики: ему нравилось иметь копии отосланных писем, а кроме того, он не любил ничего выбрасывать. В годы Второй мировой войны, перебирая свои архивы ввиду возможной эвакуации, Мунк пишет другу Кристиану Гирлёфу: «Посторонним нелегко понять, с чем мне приходится иметь дело: картины, гравюры и несметное количество заметок и писем за 60 лет – Я никогда не пользовался мусорной корзиной. Вместо нее у меня был чемодан – поэтому так трудно отделить зерна от плевел, но еще именно поэтому мне удалось сохранить столь многое».
В своих письмах Мунк поразительно откровенен: он открыто пишет о своих симпатиях и антипатиях, о своих душеных травмах и проблемах со здоровьем. Вместе с тем он очень чутко дозирует степень своей открытости, оберегая чувства получателя: так, в письмах к семье он всегда намного более деликатно описывает события, нежели в письмах к друзьям. Важно и то, что в абсолютном большинстве писем Мунка очень четко вырисовывается его фигура как художника: он привлекал к деятельности, связанной с организацией выставок, отправкой и продажей картин не только свои деловые контакты, но и друзей, и родственников, и даже главврача клиники, в которой проходил лечение в Копенгагене. И наоборот: многие его заказчики и деловые партнеры – такие, как Макс Линде и Густав Шифлер – становились со временем его близкими друзьями. Так или иначе, в абсолютном большинстве писем, написанных Мунком, его работа прямо или косвенно упоминается. Это неудивительно, ведь, как он пишет в одном из писем своей несостоявшейся супруге Тулле Ларсен: «Отчего я все о работе да о работе – оттого, что это единственное – что хоть как-то поддерживает во мне самоуважение, и единственное, что, как я думаю, дает мне право жить».
Карен Бьёльстад
(1839–1931)
Тетя Эдварда Мунка, с которой его связывали близкие отношения на протяжении всей жизни. В 1863 году она по просьбе сестры, Лауры Мунк, впервые приехала к ней в дом, чтобы помогать с детьми и по хозяйству, и в последующие годы часто брала на себя домашние заботы во время ее болезней. После смерти сестры Карен окончательно переехала к семье Мунков и стала им настоящей опорой, воспитывала детей и вела хозяйство. Она рано заметила в племяннике талант к рисованию и поддерживала его в этом занятии.
27 июня 1876, Гардемуэн
Дорогая тетя!
Хочу попросить тебя от имени папы прислать его белые летние брюки, и еще пусть Софии пошлет сигары, я заплачу шесть скиллингов, когда приеду в город в следующий раз. У нас здесь очень красиво, наша соседка – мадам Тронсен – готовит нам еду. Совсем рядом начинается роща или лес. Полигон для учений со всех сторон окружен лесом, и по плацу разбросаны отдельные группы деревьев, похожие на оазисы. В первый день я спал в папиной палатке. Попроси Андреаса купить топор, потому что без топора нам не сделать жардиньерку. Деньги лежат в шкатулочке в шифоньере. И еще передай Андреасу, чтобы взял свой лук и тетиву для моего лука.
У нас тут остановился цыганский табор, и я видел одного мулата, который глотал огонь и плясал халлинг
[149]. Остальные были в большом шатре, и я их не видел, потому что очень поздно пришел – но они наверняка будут показывать фокусы на смотре батальона. Папа поговорил с некой мадам Волд, чей дом находится рядом с полигоном, и там вы сможете взять постельное белье и прочее, чтобы не везти все с собой. В последние дни часто слышали гром. Папа заработал 9 или 10 далеров. Папа здоров, он велел передать от него привет.
