Глава 11. Семейная жизнь
Впрочем, отныне ей не придется зарабатывать деньги своим трудом. Арчи вернулся, и Агата наконец-то могла начать ту жизнь, о которой всегда мечтала: безмятежное существование жены и матери. Они снимают дешевую квартирку в Лондоне. Арчи находит работу в Сити – финансовом центре Лондона, и становится одним из 364 000 клерков, которые, по словам Питера Акройда, автора книги «Лондон, биография города», «жили словно бы в глубине морской: люди приходили на работу темным зимним утром и уходили вечером, ни разу за день не увидев солнца». Агата учится готовить (особенно ей удаются сырные суфле) и идет на курсы стенографии и бухгалтерии – так, на всякий случай. Она уже понимает, что жалования Арчи и ее скромной ренты (около 100 фунтов в год) может оказаться недостаточно для лондонской жизни.
Война застала Лондон в период экономического расцвета и не сильно потрепала его. За период Первой мировой войны погибло около 700 лондонцев. «Надо также признать, что Лондон за годы войны вырос, – пишет Питер Акройд. – Он и за прежние столетия убил больше людей, чем приголубил, – так стоит ли удивляться, что в новом конфликте он, казалось, здоровел за счет бойни? Экономика города, из которого было изъято множество молодых мужчин, работала в условиях полной занятости, и в результате уровень жизни повысился. Разумеется, не обошлось без отдельных опасностей и трудностей. Строительные работы были свернуты, в темное время город очень скупо освещался фонарями, выкрашенными в темно-синий цвет из-за боязни цеппелинов. Парки и скверы использовались для выращивания овощей, отели были превращены в правительственные учреждения или общежития. Но из-за наплыва иммигрантов в городе стало больше иностранных ресторанов и кондитерских, танцевальные залы и мюзик-холлы были полны».
Агата и Арчибальд Кристи
Тем не менее почти у всех были родственники на фронте и известие о победе вылилось в настоящий праздник, переросший в вакханалию.
«Улица превратилась в бурлящее людское месиво, – вспоминает Стэнли Вайнтрауб, автор книги «Тишина, которую услышал весь мир. Окончание великой войны». – Взвились невесть откуда взявшиеся флаги. От набережной Виктории устремились потоки мужчин и женщин… Едва успел отзвучать последний удар часов, как на улицах Лондона – совсем еще недавно строгих, по-военному напряженных, упорядоченных – воцарилось торжествующее столпотворение».
Что-то подобное пережила и Агата. Однажды на курсах стенографии объявили, что сегодня занятий не будет, так как война окончена.
«Я вышла на улицу совершенно ошеломленная, – вспоминает она. – И здесь меня поджидало самое невероятное зрелище. До сих пор вспоминаю его даже с каким-то страхом. Повсюду на улицах танцевали женщины. Англичанки не слишком склонны к уличным танцам, танцевать на улице гораздо свойственнее Парижу и француженкам. Но вот они танцуют, скользят по мостовой, даже прыгают – какая-то оргия радости; в этом диком возбуждении заключалось почти грубое наслаждение. Страшноватое впечатление. Если бы возле этих женщин появились немцы, женщины наверняка разорвали бы их на куски. Некоторые, помнится, шатались и вопили».
Разумеется, тихой и благовоспитанной девушке из маленького Торки буйство лондонской толпы казалось невероятным зрелищем.
Перемены в жизни страны совпали с важной переменой в жизни Агаты: она была беременна.
Празднование окончания войны на улицах Лондона в 1918 году
Беременность не грозила здоровью Агаты, но доставила ей немало неприятностей. Она относилась к тем немногим несчастным женщинам, которых тошнит не только в течение первых трех месяцев, а на всем протяжении беременности.
Еще перед свадьбой Арчи предупреждал Агату: «Имей в виду, если что-то не так, я становлюсь невыносимым. От меня мало толку, если кто-то болен, я не люблю больных и не выношу несчастных расстроенных людей рядом с собой». Тем не менее, на этот раз он оказался заботливым мужем: старался порадовать недомогавшую жену деликатесами, которые нелегко было найти в послевоенном Лондоне. Он признался Агате, что мечтает о девочке: мальчика он будет слишком ревновать. И его мечтам суждено было исполниться. 5 апреля 1919 года в Эшфилде родилась Розалинда Кристи. Первыми словами ее матери после родов (как она не раз со смехом вспоминала впоследствии) были: «Какое счастье! Меня больше не тошнит!»
По-видимому, Агата, как и большинство англичанок того времени, принадлежавших к среднему классу, почти не кормила дочь грудью. Во всяком случае, едва оправившись после родов, она оставила Розалинду с бабушкой Клариссой и акушеркой и отправилась в Лондон подыскивать новую квартиру для себя, Арчи и ребенка.
В Лондоне кипела жизнь. Открывались универсальные магазины, рестораны, кинотеатры, обновляли репертуар театры, обновляли витрины ювелиры.
Единственное, в чем лондонцам еще приходилось себя ограничивать, это питание. Агата вспоминает, как они «водили хороводы» вокруг куска мяса, полученного Арчи в продовольственном пайке. Причем ограничения касались всех: будь ты лордом или простым рабочим, обедай дома, в ресторане или в дешевой забегаловке, но получить продукты ты мог только по карточкам, и ни грамма больше, чем тебе полагалось. Но, разумеется, существовали обходные пути и лазейки. У кого-то родственники работали в бакалее, у кого-то на складе, и неучтенные сахар, молоко и масло были неплохой прибавкой к рациону. Но вот война кончилась, карточки отменили и лондонцы с наслаждением «развязали пояса». Цены все еще были высокими, но продукты уже можно было достать любые и без ограничений.
Агата с дочерью Розалиндой
Высокими оставались и цены на жилье. Целые кварталы шли под снос, на месте старых домов вырастали банки, промышленные фирмы, страховые компании, пережившие слияния и поглощения 1910-х годов. В конце концов Агате удалось найти скромную квартиру с четырьмя спальнями и двумя ванными, но ее сдавали поквартально: хозяева в любой момент могли решить снести ее и распорядиться принадлежащей им землей более выгодно.
Тем не менее, Агата и Арчи водворились в своем новом жилище, наняли «универсальную» служанку и няню для ребенка. И зажили, ограничивая себя во всем, но не упуская ни одного шанса порадоваться жизни. Агата оклеила потолок в гостиной черными обоями с ветками жасмина и представляла себя сидящей в ночном весеннем саду. Ей нравилось, что черный потолок делает комнату зрительно меньше и ниже: такие комнаты ей казались более уютными.
Лондон в 1919 году
