Писала Агата и о пожилой, но неунывающей парочке Томми и Таппенс: «Пальцы чешутся, к чему бы?» (1968) и «Врата судьбы» (1974).
Кроме того, она написала несколько детективов и шпионских романов вне всяких серий: «Скрюченный домишко» (1949), «Багдадские встречи» (1951), «Место назначения неизвестно» (1955), «Горе невинным» (1957), «Вилла “Белый конь”» и «Двойной грех» (1961 г.), «Ночная тьма» (1967), «Пассажир из Франкфурта» (1970)
[24].
* * *
Рассказать обо всех этих произведениях невозможно, да и не нужно. Интереснее другое. Персонажи Агаты Кристи по большей части типичные англичане: почти в каждом ее романе найдется старая леди, владелица поместья, юная девушка, выходящая в свет, молодой человек – шалопай, провинциальный доктор или священник, старая служанка-сплетница, молодая горничная-недотепа и т. д. В послевоенных романах закономерно появляется большое количество «жертв войны»: раненые летчики, девушки и юноши, отслужившие и с трудом находящие место в мирной жизни, дети, которых вывозили из Лондона в эвакуацию, разыскивающие своих близких. Но иногда Агата описывала ярких и необычных персонажей. И о них стоит упомянуть.
В фильмах «В 16.50 из Паддингтона» и «Самое глупое убийство» роль мисс Марпл сыграла Маргарет Резерфорд
Например, в романе «Лощина», опубликованном в 1946 году, появляется интересный персонаж – скульптор Генриэтта Сванлейк. Она тоже «немного Агата», когда-то Агата брала уроки ваяния. Генриетта любит своего друга детства, но остается верна творчеству, не жертвует собой, подобно Джейн, а напротив, с некоторым цинизмом находит даже в смерти любимого топливо для огня вдохновения.
«…Она добралась до своего дома, поставила машину в гараж и медленно поднялась по лестнице в мастерскую. Закрыла дверь и подумала: “Вот и настал момент, которого я так боялась, и который не мог не наступить. Я – одна, наедине со своим горем, и цели в жизни у меня больше нет!”
Она упала на стул, и слезы потекли по ее щекам. Генриетта оплакивала Джона. И вдруг ей показалось, что она слышит его голос:
– Когда я умру, первое, что вы сделаете – это со слезами, текущими по щекам, с лицом, пылающим от слез, вы начнете лепить женщину в трауре или какое-нибудь изображение скорби…
Почему эта фраза возникла у нее в памяти?
Скорбь… Голова покрыта платком, черты лица едва заметны, фигура из алебастра, удлиненная… Скорбь всего мира, подчеркнутая складками одежды, драпировкой…
“Когда я умру…” Огромная печаль охватила Генриетту.
Агата Кристи в 1946 году
“Я не такая, как все! Джон был прав. Я не могу любить, не могу отдаться своему горю! Мидж, Эдвард – они обыкновенные люди, они просто живут. А я не принадлежу себе. Что-то надо мной тяготеет, и я ничего с этим не могу поделать. Я даже не могу оплакивать своих умерших. Я беру свою боль и делаю из нее статую: экспонат № 58, „Скорбь“, алебастр, автор – мисс Савернейк…”
Задыхаясь, она шептала:
– Джон, прости, прости меня за то, что сильнее меня…»
И словно, застеснявшись того, что слишком серьезна, Агата создает еще одну творческую личность – автора детективных романов Ариадну Оливер. Ариадна персонаж скорее комический, погруженная в непрерывное сочинительство дамочка не от мира сего, общающаяся с друзьями короткими и невразумительными репликами – это, безусловно, шарж на саму Агату. При всем том, когда ее «альтер эго» встает из-за письменного стола, то оно оказывается активной и жизнерадостной женщиной, ярой феминисткой, охотно помогающей Пуаро и Гастингсу и всегда готовой без устали придумывать бесчисленные и совершенно невероятные причины, по которым тот или иной человек может совершить убийство и гордо заявляет: «Да я в любой момент могу придумать убийство гораздо интереснее, чем какое-нибудь настоящее. Я всегда умела придумать сюжет».
Она также не упускает случая пополнить свое образование.
«На противоположной стороне стола миссис Оливер выпытывала у майора Деспарда названия особенно редкостных и нераспознаваемых ядов.
– Вот, например, кураре…
– Дорогой мой, vieux jeu! Это уже тысячу раз встречалось. Я имею в виду что-нибудь новое.
– Примитивные племена очень консервативны, – сухо заметил майор Деспард. – Они предпочитают старые, испытанные средства, апробированные их дедами и прадедами.
– Как неинтересно, – сказала миссис Оливер. – А мне казалось, что они все время экспериментируют с различными травами и другими вещами. Такие возможности для опытов, думала я. Плохо ли, разом избавиться от всех своих богатых дядюшек отравой, которая еще никому не известна.
– Цивилизация тут может похвастаться большим, чем дикари, – ответил Деспард. – Возьмите, например, современную лабораторию. Культуры невинных на вид микробов безотказно вызывают серьезнейшие болезни.
– Мои читатели этого не поймут, – возразила миссис Оливер. – Кроме того, запутаешься в названиях: стафилококки, стрептококки и прочие кокки. Это непостижимо для моего секретаря, да и скучно, вам не кажется?»
Дэвид Суше в роли Эркюля Пуаро и Зои Вэнамакер в роли Ариадны Оливер
Ариадна Оливер действует в романах «Карты на стол» (1936), «Миссис Макгинти с жизнью рассталась» (1952), «Глупость мертвеца» (1956), «Вилла “Белый Конь”» (1961), «Третья девушка» (1966), «Вечеринка в Хэллоуин» (1969) и «Слоны умеют помнить» (1972), а также в коротких историях о мистере Паркере Пайне.
В романе «Слоны умеют помнить» (одном из последних, написанных Агатой, и явно неудачных), появляется «новая девушка», молодой ученый – Селия Рейвенскрофт. До этого уже действовала решительная и храбрая «мисс Сара Кинг, свежеиспеченный бакалавр медицины». И вот теперь будущая свекровь Селии описывает ее так: «интеллектуалка, работает в университете, проявляет интерес к политике»… Крестная Селлии Ариадна Оливер подтверждает: «Она преподает в Оксфорде… Нет, кажется, в Кембридже. У Селии ученая степень, она очень современная. Я не думаю, что она употребляет наркотики. К праздникам она присылает мне поздравительные открытки. Ей лет двадцать пять или двадцать шесть». Когда-то в романе «Убийство в доме викария» дамы обсуждали, насколько неприлично для девушки работать секретаршей у женатого мужчины. Как изменился с тех пор мир! Агата все еще придерживалась старомодных взглядов, ее поступки во многом выбивались за рамки «викторианских приличий», и она описывает Сару и Селию с явной симпатией.
