Книга Внеземной. В поисках инопланетного разума, страница 35. Автор книги Ави Леб

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Внеземной. В поисках инопланетного разума»

Cтраница 35

Мусор, как в твердом виде, так и в виде парниковых газов является полезной аналогией по другой причине: он может ответить на вопрос, как Оумуамуа в конце концов превратился в летающий по Вселенной обломок инопланетного хлама. Дело в том, что важное понимание, разделяемое физиками-первопроходцами в этой области – такими, как Фрэнк Дрейк, автор знаменитого уравнения, позволяющего количественно оценить вероятность обнаружения сигналов от развитой цивилизации в космосе, – состоит в том, что большинство из технологических цивилизаций, которые когда-либо существовали, сегодня могут быть уже мертвы.

* * *

Энрико Ферми был одним из титанов физики XX века. Среди его достижений – разработка первого ядерного реактора, а также, поскольку он сыграл важную роль в Манхэттенском проекте и создании первой атомной бомбы, ему принадлежит и важная заслуга в достижении более скорой победы над Японией и скорого окончания Второй мировой войны в целом.

Ближе к концу своей блестящей карьеры, во время одного неформального завтрака с коллегами Ферми как-то высказал простой, но провокационный вопрос: как можно объяснить тот парадокс, что размеры Вселенной огромны – поэтому вероятность существования инопланетной жизни кажется очень высокой, – но при этом у нас нет никаких достоверных свидетельств о существовании какой-либо жизни, кроме земной? Если жизнь – заурядное явление во Вселенной, спросил он, тогда «где они все?»

За прошедшие годы было представлено множество ответов. Один из этих ответов особенно интересен и важен в свете разгадки тайны Оумуамуа и значения этого для нас.

В 1998 году экономист Робин Хэнсон опубликовал эссе под названием «Великий фильтр – мы почти прошли?» Хэнсон утверждал, что, возможно, ответ на парадокс Ферми заключается в том, что по всей Вселенной технологический прогресс цивилизации с огромной вероятностью является предвестником ее самоуничтожения. Момент достижения цивилизацией той стадии технологического прогресса, в которую вступили мы, – окно возможностей, когда она может подать остальной Вселенной сигнал о своем существовании и начать посылать корабли к другим звездам, – это также момент, когда ее технологическая компетенция становится достаточной для ее собственного же уничтожения, будь то атастрофическое изменение климата, ядерная, биологическая или химическая война.

Предположение Хэнсона достаточно убедительно и правдоподобно, чтобы человечество обратило должное внимание на вопрос в названии его эссе: насколько близка человеческая цивилизация к собственному фильтру?

Это было бы грустной иронией, если открытие Ферми стало бы решением его собственного парадокса, ведь во многом благодаря его усилиям семь десятилетий назад было разработано ядерное оружие. Но даже и без ядерного оружия мы идем к самоуничтожению, непоправимо изменяя климат. Рост числа инфекций, устойчивых к антибиотикам, обусловленный многими причинами, но, безусловно, во многом из-за бесконтрольного использования антибиотиков в сельском хозяйстве и животноводстве – также представляет большую угрозу. То же касается и пандемий, опасность которых усиливается и усугубляется из-за наступления промышленности на экосистему нашей планеты.

Вполне возможно, что следующие несколько столетий нашей цивилизации – если мы не проявим благоразумие – станут ее последними временами. Если такое все же произойдет, то излучение, посылаемое во Вселенную нашими радио– и телестанциями, – этот расширяющийся пузырь радиошума, который человечество начало генерировать всего столетие назад, – плюс пять уже запущенных нами межзвездных зондов вполне могут в итоге оказаться эквивалентом скелетов динозавров на Земле, свидетельством чего-то когда-то величественного и необычного, но оставшегося в истории лишь в форме материала для археологов из других миров.

Нам нет необходимости заглядывать так далеко, чтобы оценить, как может работать великий фильтр. Небольшой фильтр нашего собственного уровня смертности в контексте недавней истории может предоставить вполне релевантные данные.

Семья моего отца жила в Германии на протяжении семи веков. Мой дед Альберт Лёб доблестно сражался на фронтах Первой мировой, ему удалось остаться в живых после битвы под Верденом в 1916 году. В этом самом длительном сражении той войны, по некоторым оценкам, погибло 143 тысячи только немецких солдат, общее число жертв составило 305 тысяч. Число убитых и раненых военных за всю войну – от пятнадцати до девятнадцати миллионов, а если добавить сюда жертвы среди гражданского населения, общее число возрастет до около сорока миллионов.

Мой дед воевал в кавалерии и был награжден медалью за отличие в бою, которая, впрочем, через десять примерно лет перестала что-либо значить. На городском собрании, состоявшемся в 1933 году в районе Нетце-Вальдек, где жила семья моего деда, один из местных членов нацистской партии во всеуслышание заявил, что евреи страны сосут соки из Германии. Мой дед поднялся со своего места и ответил этому человеку: «Как смеешь ты говорить такие слова, когда ты сам отсиделся дома, спрятался от призыва на Великую войну, потому что ты коммунист, а я воевал в это время за Германию?» Говоривший стал оправдываться: «Мы все знаем о вашем патриотизме и участии в войне, господин Лёб, я имел в виду других евреев». Но нарастающая волна агрессивного антисемитизма в Германии, да и во многих других странах Европы была уже слишком высока, чтобы ее не заметить.

Именно после этого случая на собрании мой дедушка принял окончательное решение покинуть Германию. Он забросил свою медаль подальше и в 1936 году выехал в тогда контролируемую Великобританией Палестину, ставшую сейчас Государством Израиль. Другие члены его семьи остались в Германии, решив подождать и посмотреть, что будет, сохраняя уверенность, что им, как бы ни сложились обстоятельства, разрешат сесть на последний поезд из Германии. К сожалению, когда пришло время, эти последние поезда шли уже совсем в другое место, и в итоге все шестьдесят пять членов нашей семьи были уничтожены во время Холокоста.

Карманные часы Альберта, которым уже более ста лет, я храню и сейчас – в память о его храбрости и принципиальности. Их украшают такие же инициалы, что и мои собственные, что тоже является своего рода напоминанием. Цепочка причинно-следственных связей, приведшая нас в итоге в это место, действительно тонка.

* * *

Таинственная история Оумуамуа началась вскоре после того, как в январе 2017 года умер мой отец, и развернулась полностью, когда пошатнулось здоровье моей матери. Летом 2018 года у нее был диагностирован рак, а в январе 2019 года она покинула этот мир.

Мой отец Давид обрел покой в той же красной земле, в которую он всю свою жизнь сажал деревья, недалеко от тех рощ, которые он никогда не забывал поить вдоволь водой, рядом с домом, который он сам построил своими грубыми руками. И где вырос я, возле тех людей, которых он любил и которые любили его в ответ, под синим небом, которое я исследую, став астрономом. Два года спустя рядом с ним была похоронена моя мать Сара, которая открыла мне путь философии, с которой я разговаривал ежедневно с тех пор, как стал взрослым, и которая одарила меня в особенности внутренней жизнью.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация