– Я согласен!
На улице уже светало, спать больше не хотелось, и, чтобы разогнать столь некстати нахлынувшие воспоминания, Попел решил пройтись. Быстро одевшись и накинув поверх камзола плащ, он вышел вон из своей избушки. Весна уже вступала в свои права, однако по утрам все еще случались заморозки, и под сапогами медикуса то и дело похрустывала ледяная корочка. Приткнувшийся к стене лекарни часовой на появление доктора не отреагировал.
– Проснись, каналья! – беззлобно ткнул кулаком в бок прикорнувшего солдата Вацлав и пошел дальше.
Подойдя к берегу протекавшей рядом речки, названия которой он так и не удосужился выяснить, доктор вдруг с ностальгией подумал, что эта местность, в сущности, не так уж сильно отличается от его родной Моравии, где у него было маленькое родовое поместье – скорее даже ферма.
– Эх, доведется ли мне еще увидеть отчий дом? – спросил сам себя он и не смог ответить.
Вдруг совсем рядом раздался приглушенный топот копыт, какой бывает, если обмотать ноги лошадей тряпками. Хорошо знавший этот звук Вацлав встрепенулся и положил руку на эфес шпаги. Вскоре показались и всадники.
– Кто таков? – грозно крикнул на него один из верховых, поигрывая плетью.
– А вы кто? – вопросом на вопрос ответил прекрасно понявший его чех.
– Шайтан! – прошипел второй, выглядевший сущим дикарем в лисьем малахае, и внезапно спрыгнул прямо на плечи самозваному бакалавру.
Вместе они быстро скрутили доктора, но убивать не стали, а подождали, пока к ним не приблизилась еще одна группа всадников.
– Доброе утро, – неожиданно приветливо поздоровался с ним по-немецки молодой человек примерно тех же лет, что и сам Попел. – Кажется, мои спутники напугали вас?
И, повернувшись к незнакомому, богато одетому на польский манер пану, распорядился:
– Это уж слишком. Развяжите его немедленно.
В отличие от остальных, одетых весьма пестро, но в основном в русские или польские одежды, на этом господине был простой, но весьма добротный камзол, какие обычно носят рейтарские офицеры, и широкополая шляпа. На боку его красовалась шпага, а из ольстр
[18] торчали рукояти пистолетов.
– Вовсе нет! – едва получив свободу, смело ответил ему Вацлав, раздувая от гнева ноздри и время от времени нервно поглядывая на мрачные и, казалось, ничего не выражающие лица своих пленителей.
Идея заявиться в лагерь Панина рано утром и постараться застать всех врасплох принадлежала Михальскому. Корнилий когда-то был наставником юного Федьки и теперь относился к тому с какой-то странной смесью покровительства и строгости, поэтому никогда не упускал случая подловить своего недавнего подопечного на какой-либо оплошности.
Мне эта идея не то чтобы понравилась, но почему бы и не потрафить бывшему лисовчику? В общем, мы обмотали копыта наших коней тряпками и попытались пробраться вдоль берега к лагерю охотников, где и наткнулись на иноземного офицера, оказавшегося весьма ершистым и бдительным малым. Что, впрочем, не помешало его захватить.
– Кто вы такие? – еще раз громко крикнул он нам, явно надеясь, что поднятый им шум будет слышен в лагере.
– Мы друзья полковника Панина и хотели устроить ему небольшой сюрприз.
– И поэтому старались быть скрытными и напали на меня?
– Стреляный воробей, – ухмыльнулся я. – Такого на мякине не проведешь. Ладно, отпустите его!
– Может… – многозначительно хмыкнул Михальский, явно подразумевая силовое решение вопроса.
– Полно, неужто не наигрался? – отказался я и снова обратился к незнакомцу: – Как вас зовут, герр офицер? Я был уверен, что знаю всех иноземцев в полку нашего друга, но ваше лицо мне незнакомо.
– Я не офицер, а полковой лекарь. Меня зовут Вацлав Попел.
– Ах да, я что-то слышал о вашей милости! Вы совсем недавно прибыли из Мекленбурга, и в Аптекарском приказе вас сразу же отправили сюда.
– Именно так, герр…
– Можете звать меня Иоганном, – отозвался я. – А вы, я так понимаю, чех?
– С вашего позволения, мораванин.
– И какая же нелегкая занесла вас в Мекленбург? Хотя что это я, ходят слухи, что он переполнен беженцами из Богемии.
– Да, я один из тех несчастных, кого злая воля императора Фердинанда заставила покинуть отчий дом.
– Простите, но вы не больно-то похожи на простого обывателя, бегущего от войны. Скорее вам бы пошел костюм военного. Где вы учились лекарскому искусству?
– Я окончил Пражский университет, – немного приврал Вацлав.
– О вашей альма-матер идет слава по всей Европе! – ухмыльнулся я. – Так, значит, вы – пеликан?
[19]
– К вашим услугам, – уклонился от прямого ответа Попел, не успевший толком окончить даже факультет свободных искусств.
Судя по всему, наше появление и болтовня с эскулапом все же привлекли внимание часовых, и над военным лагерем поплыли звуки горна и барабанная дробь.
– Вот видишь? – обернулся я к Корнилию. – Служба несется вполне исправно!
– Ну-ну, – недоверчиво буркнул Михальский.
– Надеюсь, мы еще встретимся, пан Попел, и ради всего святого не обижайтесь на моих спутников, – снова обратился я к чеху. – А теперь нам пора.
– Непременно, герр Иоганн, – довольно двусмысленно отозвался тот и вежливо поклонился.
Охотницкий полк в целом мне понравился. Было понятно, что дисциплины вчерашним татям и беглым не хватает, маршировать они и вовсе толком не умеют, однако в осажденной крепости последнее не так уж и нужно. Им главное от турок отбиваться, а с этим они должны справиться. Что же до порядка, то тут все карты в руки Панину. Сумеет удержать этот варнацкий сброд в руках, значит, победит.
Федька встретил меня радостно, архаровцев своих демонстрировал даже с какой-то гордостью. Вот, мол, какие ни есть, а вымуштровал! Кстати, «архаровцами» разных беспутных и отчаянных еще никто, кроме меня, не называет. Странно, я-то был уверен, что это исконное выражение. Так сказать, из глубины веков, а вот поди ж ты!
[20]
– Ну что там, молодец! – похвалил я стольника. – Большего с таким сбродом, да за такое малое время и пожелать грех.
– Благодарю, государь, на добром слове, – с достоинством поклонился тот.
– Дело тебе поручаю тяжелое, да опасное, – продолжил я. – Азов, конечно, укрепили основательно, но ведь и османы с малыми силами не пойдут. Так что даже не знаю, свидимся ли еще на этом свете?
