Ради такого дела, как встреча послов, я не поленился устроить парад. Передо мной и высокими гостями продефилировали рейтары и драгуны, затем промаршировали солдатский и стрелецкий полки, а в конце устроили пальбу из пушек, причем установленные на берегу палили пыжами по галерам, а те не менее грозно отвечали.
Послы – два богато одетых степняка с желтыми, как от болезни Боткина, лицами – и их толмач, одетый в такой же халат, как они, но с абсолютно рязанским рылом, прониклись. Послы что-то долго говорили на своем гортанном языке, прижимая ладони к сердцу, а потом вперед выступил переводчик.
– Бачка-государ-р, – громко провозгласил он, налегая на звук «р». – Далай-Багатур-р шлет твоя богатый дар-р и послал нам говорить о др-ружбе!
– Ты чего язык ломаешь? – усмехнулся я.
Дипломатический работник немного смутился, после чего уже на нормальном русском языке признался:
– Привык, батюшка, за столько-то годов.
– Давно в плен попал?
– Давненько. Еще при царе Борисе.
– И впрямь давно. Зовут-то как?
– Прежде Ерофеем кликали, а теперь Талгатом стал.
– Обасурманился, значит?
Толмач в ответ только пожал плечами, мол, а куда деваться было. Тем временем из-за спин послов показались наконец их слуги с дарами. Набор в общем и целом был вполне стандартным для степняков: три обученных кречета, да девять породистых кобылиц и еще по мелочи. К соколиной охоте я равнодушен, хотя зрелище это довольно-таки небезынтересное, а вот лошади мне понравились. Они у калмыков гораздо лучше ногайских. Выше в холке, резвее при той же неприхотливости. Так что этому подарку одна дорога – на конный завод!
– Скажи послам, царь, мол, доволен! – велел я Талгату и хлопнул три раза в ладоши.
Повинуясь этому знаку, уже мои слуги принесли три комплекта трехчетвертных рейтарских доспехов со шлемами, для калмыков, которые их тут же, не обращая внимания на смешки, на себя напялили.
– А ты что же не стал надевать? – усмехнулся я, когда толмач окончил перевод. – Неужто не по нраву пришлись?
– На что, – отмахнулся тот. – Все одно отберут! Уж больно им понравились брони. Своих-то нету, а с Хорезма или еще откуда покупать куда как дорого!
– Понятно. Кстати, хочешь, попрошу, чтобы тебя отпустили?
– Нет, государь, – тряхнул головой после краткого раздумья толмач. – Ить я там женился, детишки есть, а коли тут останусь, им несдобровать. Глянь, как грозно зыркают басурмане.
– Ну как знаешь. А послам скажи, что помимо этих еще десять полных комплектов дам с саблями и прочим, а если в поход со мной пойдут, то цельную сотню!
– Пойдут, отчего же не пойти? – отвечал Талгат, переговорив со сразу заулыбавшимися старшими товарищами. – Особливо если пограбить будет кого.
– За этим дело не станет!
А вот это очень хорошая новость. В данное время калмыки одни из лучших конных воинов, причем не лучники, как татары или русские дворяне, а латные копейщики, вроде польских гусар, только числом много больше, а ценой куда меньше.
У всякого пусть даже самого бедного калмыка, даже если нет лука – пика быть обязана. Сабли нет, лука нет, а пика – даже просто с обожженным и заточенным деревянным наконечником или с деланным из бычьего рога – по приказу тайши есть всегда. И владеть ими они учатся с детства, отчего ловкость развивают необычайную в обращении с этим на вид простейшим древковым оружием.
Драться им могут и кушируя, как рыцари, зажав пику под мышкой, а могут и сарматским хватом двумя руками. А как только враг норовит сбежать, не выдержав удара копейной лавы, тут же нагоняют, колят в спину, а тех, кто пытается отстреливаться с разворотом налево, сами бьют из луков. И нет от них никакого спасения в поле!
Разве что сесть крепко в гуляй-городе или затвориться за возами вагенбурга либо еще за каким укрытием и бить из пищалей, самопалов и пушек, нанося ойратским воинам серьезный урон, ибо куяшный доспех
[60], который от стрел и сабельных ударов защищает хорошо, против пули и тем паче картечи не спасет.
У меня в плане армии несколько сильных козырей. Первый, как бы нескромно это ни прозвучало, я сам. Как ни крути, доселе мое оружие было счастливо, а удача в глазах нынешних военных куда важнее полководческих талантов. В общем, одно появление Странника во главе армии воодушевляет моих солдат и заставляет нервничать врагов. Конечно, первое же поражение поставит на тяжко заработанной репутации крест, но до той поры для противника я – ужас, летящий на крыльях ночи!
Второй – полевая артиллерия, без сомнения лучшая в мире, а что еще важнее, я знаю, как ее применять! Быть может, пройдет не так много времени и конструкцию моих пушек, а вместе с ней и тактику применения смогут перенять другие, но пока этого не случилось, я на коне!
Третьим в розыгрыше является моя пехота – что стрельцы, что солдатские полки – и в плане вооружения, и в тактике, и в стойкости, дисциплине, опыте им пока что нет равных. Единственный недостаток их лишь в том, что лучшие качества проявляются, когда они засядут в хорошо укрепленной позиции, а вот наступать ровными рядами на поле боя пока что не очень-то получается. Но я над этим работаю.
Труднее всего было наладить снабжение, инженерно-саперную службу, но если с ними худо-бедно получилось, то вот до медицинской части руки толком и вовсе не дошли. Но как бы то ни было, у моих заклятых друзей и того нет. Теперь вот, если не случится ничего непредвиденного, будет и флот.
Что же касается кавалерии, то тут полная засада. Нет, русское дворянство – воевать конно и оружно умеет. Правда, большинство из них за время смуты до того обнищало, что на смотры босиком приходят, но это дело наживное. Но по самой логике они – аналог той самой ногайской и крымской легкой, маневренной кавалерии с луками. А калмыки татар бьют в хвост и в гриву!
У нас не хватает коней добрых, тем более для ремонта – возобновления конского состава при потерях. Да, опять же и тут я кое-что успел, но времени мало! В плане вооружения выпустил указ о поголовном переходе поместной конницы на обязательный карабин и пару пистолетов. И дело движется! А уж рейтарские и драгунские полки я и сам который год оснащаю продукцией тульских заводов. Но этого все равно недостаточно, чтобы противостоять огромным массам татарской, турецкой и ляшской конницы!
И что же прикажете делать? Как оказалось, ответ лежал на поверхности, точнее, кочевал за Волгой и Яиком. Читая доклад дьяка Куницына, побывавшего у калмыков еще в 1616 году, буквально хлопнул себя по лбу. Вот же оно! Решение! Десять – двадцать тысяч полностью готовых, дисциплинированных и отлично боеспособных едва ли не лучших на этот момент копьеносных всадников! И тратиться не надо, и фланги нам прикроют от черкесов и ногаев. Главное, договориться толком. Заинтересовать и не пережимать с требованиями. Я помнил, что в конце восемнадцатого века приличная часть калмыков сбежит из России. Вот этого нам не надо!