– Лично мне от Сагайдачного ласка без надобности, чай, он не девка.
– Ха-ха, – искренне развеселился Бородавка. – Как погляжу, ты, пан посол, в своего царя удался. Тот тоже на язык остер!
Клим в ответ только пожал плечами и кликнул слуг, чтобы принесли вина.
– Выпьешь, атаман?
– С хорошим человеком отчего же и не выпить? – охотно согласился казак.
– За здоровье его царского величества Ивана Федоровича Мекленбургского! – провозгласил дьяк.
– Добрый вояка, – одобрительно кивнул Яков и в два глотка осушил поданный ему кубок, после чего вытер пышные усы и добавил: – Вино тоже доброе!
– Вы встречались с ним? – высоко поднял бровь Клим.
– Та было разок, – ухмыльнулся Бородавка, но в подробности вдаваться не стал.
– Что же, теперь давай за твоего короля? – предложил Рюмин.
– Тю! – скривился, как от касторки, гость. – Та хай ему грец, песьему сыну!
– Не любишь Сигизмунда?
– А он не девка, чтобы его любить! – хохотнул казак, но тут же посерьезнел и протянул чарку. – Давай лучше выпьем за всех добрых людей, какого бы они звания ни были. За тех, кто с погаными воюет на суше и на море. Кто христиан вызволяет из неволи.
– За такое грех не выпить, – согласился дьяк, разливая по второму кругу.
– А теперь скажи мне, пан посол, – перешел к делу атаман, отодвигая от себя опустошенную посуду. – За каким бесом твой царь прислал тебя к славному низовому воинству?
– Слышал ли ты, что донские казаки год назад захватили Азов?
– Так про то разве глухие не слышали! По всем шинкам да майданам
[13] бандуристы поют песни о славных степных рыцарях, постоявших за христианскую веру.
– А ведомо ли тебе, что турецкий султан намеревается примерно их наказать и собирает для того большое войско?
– И это не тайна.
– А не думаешь ли ты, атаман, что запорожским казакам не пристало в таком деле оставаться в стороне?
– И что тебе на это Сагайдачный ответил?
– Сказал, что у короля Сигизмунда с Османом мир и что он его рушить не станет!
– Гетман и старшина, а также все реестровые жалованья от круля ждут, – презрительно усмехнулся казак.
– Не дождутся.
– Это почему же?
– У Сигизмунда в казне мышь с голодухи повесилась. Нет у него денег!
– Польша страна не бедная.
– Не дадут ему магнаты ни полушки. Особенно для вашего брата казака! Так что сильно рты не разевайте. Помяни мое слово, не будет вам ни жалованья, ни реестра, ни королевской милости!
– Верные вести?
– Скоро сам все узнаешь, только поздно будет.
– Ладно, пусть о том у Сагайдачного голова болит. Скажи лучше, что ваш царь хочет?
– Нашему государю турецкий Азов тоже как кость в горле, а потому он донским казакам милостей не жалеет. Года не было, чтобы он им в жалованье прибавку не сделал. Зелья порохового, свинца, хлеба, сукна доброго шлет не жалея…
– Ой, и здоров же ты врать, пан посол, – рассмеялся Бородавка. – Думаешь, я не знаю, что того жалованья хватает, только чтобы с голода ноги не протянуть?
– А зачем больше? – нимало не смутился Рюмин. – В поход снарядиться этого хватает, а что до прочего, так разве у донцов нету сабель, чтобы добыть недостающее? Вот и вам бы, славным запорожцам, не сидеть на печи у своих баб под боком, а снарядиться и выйти на чайках в море. Чтобы султан – песий сын не знал, за какой бок хвататься, отбиваясь с разных сторон!
– Ишь как!
– Вот так! И всем бы от этого было хорошо, казакам – новые зипуны и слава вовеки, а православным людям передышка от постоянных набегов. Да пусть бы и католикам, все же какие ни есть, а христиане!
– Сладко поешь, – задумчиво заметил Яков и продолжил, как бы размышляя вслух: – Положим, собрать тысячу-другую добрых казаков хоть сейчас можно, и никакой гетман тому помешать не посмеет. Правда, и казну открыть не даст, чтобы вооружиться как следует…
– А если все же воспротивится? – осторожно спросил Клим.
– За такое враз можно булавы лишиться, а коли артачиться станет, так и головы!
– Да, порядки у вас крутые, – сочувственно вздохнул дьяк. – Но все же куда как хорошо бы стало, когда сначала гетмана сменили, а уж потом стали в поход собираться… да?
– Экий ты змий-искуситель! – покачал головой атаман.
– И все ж таки?
– Ну хорошо.
– И как это сделать?
– Сделать-то можно… скажи, точно король своих обещаний не выполнит?
– Кабы война на пороге, – усмехнулся Рюмин, – он да сенаторы вам еще не такого пообещали бы. Но раз с турками замирились, то и вы им больше без надобности. Погонят вас палками, будто псов шелудивых…
– Но-но, пан посол, ты говори, да не заговаривайся!
– Помяни мое слово, так и будет.
– Вот черт!
– Не поминай нечистого, – укоризненно заметил дьяк, осеняя себя на всякий случай крестным знамением.
– Деньги нужны, – мрачно заметил казак, не обращая внимания на возмущение собеседника.
– Много ли?
– Не так чтобы много, просто сразу и сейчас. Чтобы с нужными людьми переговорить. Кого угостить, а кого и умаслить…
– Если на благое дело, серебро найдется!
– А не боишься, что сбегу с ним? – пытливо взглянул на собеседника казак.
– В таком разе ты не меня обманешь, – пожал плечами посол, – а самого царя. А уж он-то долги взыскивать умеет… да и не убежишь ты. «Не таков человек Яков Бородавка, чтобы на его слово положиться было нельзя», – вот так мне государь и сказал в Москве.
– Неужто и он меня помнит? – изумился атаман.
– Конечно, помнит! – не моргнув глазом соврал Клим.
Кто бы сказал восемь лет назад новику Федьке Панину, отправлявшемуся в Москву на свой первый смотр, что он станет большим начальным человеком и полковником, он бы, наверное, не поверил. А вот поди ж ты…
Полк и на этот раз достался не из лучших, но ему к такому не привыкать. Охотников идти на Азов сыскалось не сказать чтобы с избытком, но почти две сотни набрать удалось сразу, и людишки все прибывали. Народ собрался всякий, по большей части, что и говорить, откровенно разбойный. И по ухваткам, и по гонору, и по кудлатым бородищам, и по тому, с какой сноровкой они обращались с оружием, коего у каждого имелось в товарном количестве.
Бирючи долго разъезжали по городам и селам, выкликая в кабаках и на площадях весть о царской милости для всех, кто жил лихим промыслом, для беглых помещичьих крестьян, боярских холопов и иных прочих, запятнавших себя службой полякам. Обещал государь Российский прощение всех обид и полное обеление, если верно выполнят службу. А всего и требовалось пойти охотником на Азов, помочь казакам оборону держать супротив турки.