– Я не собираюсь выслушивать твои декадентские психологические размышления, – сказал Клостергейм, который понял не больше половины сказанного. – Это был коварный обман, и ничего другого.
– Подобные отговорки, как помню, вы использовали и в Германии в 1930‑е, когда мы только познакомились, – отметила я.
– Еще раз повторяю, мадам: я никогда не разделял этого обывательского идолопоклонства. – Несмотря на свой уменьшившийся рост, Клостергейм держался с достоинством. – Но человеку всегда приходится заключать союз с сильнейшим. А тогда сильнейшим был Гитлер. Признаю, это было ошибкой. Я всегда недооценивал таких женщин, как вы.
Он произнес это довольно ядовито. Затем, словно обдумав свой ответ, посмотрел на меня почти виновато. Казалось, его личность разваливалась прямо у меня на глазах. Наверное, ему пришлось нелегко, когда он последовал за мной сюда, и кто знает, насколько стабильно его «я» в этом сне?
Один из воинов пакваджи, забияка, явно считавший себя героем, разрисованный по всему телу яркими чародейскими символами, вероятно, для защиты от нас, встал позади Клостергейма, всем видом демонстрируя ярость и обиду. На голове у него была шкура крупной змеи – с головой и угрожающе открытой пастью. Индеец принялся ритмично раскачиваться из стороны в сторону, он раскинул руки, растопырив пальцы козой, изображая знак рогатого обманщика. Не знаю, кого он имел в виду, себя или своих врагов. Он спел короткую песню и резко остановился. Затем заговорил:
– Я Ипкаптам, сын Ипкаптама. Вы говорите слишком много, но ваши чары выдохлись, духи ослабели, а языки почернели у вас во рту. Отдайте нам наше, и вы вернетесь обратно в свои земли.
– Если вы продолжите воевать с нами, – здраво заметил Айанаватта, – то все умрете.
Шаман-коротышка сплюнул себе под ноги, выражая презрение к угрозам. Он повернулся к нам спиной, словно хотел показать, что не боится нашего нападения.
Затем он снова повернулся к нам лицом, потрясая пальцами. Стало ясно, что он боится силы наших чар. Хотя на деле он был не более чем примитивным воспоминанием реальности, индеец мог обладать сверхъестественными способностями. Я не стала недооценивать его и ту силу, которую он мог случайно обрести, и настороженно следила за его действиями.
– Какатанава запрещено приходить на наши земли, а нам на их земли, но он все-таки пришли и забрали копье, которое сделал наш народ. Вы говорите, что нам тут не следует находиться, но и вам тоже здесь делать нечего. Вы должны жить под мрачными небесами вашего собственного глубокого мира. Отдайте нам наше – и возвращайтесь в Земли Черной Пантеры.
Белый Ворон вновь взял на себя роль переговорщика.
– Ты ничего не знаешь, но я знаю твое имя, маленький шаман. Тебя зовут Ипкаптам – Двуязыкий. А еще тебя называют Уквиджи – Творец лжи. Ты говоришь истину и одновременно лжешь. Ты знаешь, что нам суждено сотворить Серебряный путь и охранять его. Мы должны идти туда, где Равновесие и Древо явят себя. Ты знаешь, что такова истина. Ваши сокровища исчезли. Ваше время прошло. – Белый Ворон широко раскинул руки, всем видом проявляя уважение. – Ваша судьба свершилась, а наша еще должна свершиться.
Двуязыкий оскалился, услышав его слова, и склонил голову, словно размышлял, как ответить.
Мимо моего уха откуда-то сзади просвистела стрела. Я пригнулась. Еще одна стрела едва не задела Клостергейма, который, сузив глаза, начал отступать назад, туда, где его воины ожидали приказа. Он вновь поднял меч и принялся руководить атакой на нас. Я обернулась, натянула тетиву и попала в плечо очередному маленькому воину. Привычка стрелять так, чтобы ранить, а не убивать, хотя это не всегда лучший выход! Но, что показалось мне странным, стрела вонзилась в тело с таким звуком, словно попала в дерево. Даже все острие не до конца вошло. Пигмей без труда вытянул стрелу и убежал. Тела всех индейцев оказались на удивление плотными.
Двуязыкий, разумеется, провернул отвлекающий маневр. Его речь меня заворожила. Так заворожила, что я даже не услышала, как другие пакваджи подкрадываются к нам со стороны реки. Айанаватта тут же обернулся и бросил копье в ближайшего нападающего. Бесс повернула к пришельцам огромную голову и взревела от ярости, когда стрела пакваджи вонзилась ей в грудь. Казалось, ее больше расстроили дурные манеры стрелка, чем боль, вызванная ранением. Через пару секунд она взмахнула хоботом, и он, пролетев по воздуху, сломанной куклой свалился у ног Клостергейма.
Айанаватта с ворчанием наклонился, чтобы вытащить из тюка две боевые дубинки. Широкий конец с обеих сторон был плоским и зазубренным, как звериные клыки. Айанаватта закрутил дубинки над головой так, что они запели свою собственную дикую боевую песнь, и кинулся к пигмеям; он убивал их с такой радостью, какую я видела лишь на лице своего отца во время стычки с людьми Гейнора. Многие посвященные взращивают в себе подобную боевую ярость, считая, что если и приходится убивать других, чтобы защититься, то лучше сделать это с должным вниманием, эффектно и торжественно.
Белый Ворон выхватил одно из своих копий. Но не бросил его, а действовал как алебардой, удерживая противников на расстоянии и закалывая одного за другим. Сначала я подумала, что копье заржавело, как и другое металлическое оружие, которое использовали эти люди, но затем я поняла, что это такое.
Металл почернел насквозь. Юноша сражался копьем с большим умением, и оружие издавало бормотание и крики. Алые письмена гневно вспыхивали на острие. Как ни странно, меня это только радовало. Раз клинок запел, значит, Улрик наверняка где-то поблизости!
Я нашла черный клинок, хотя даже не искала его. Клостергейм ухмыльнулся в предчувствии триумфа. Для него клинок был не настолько важен, как чаша, которую его люди называли Градаль. Клостергейм хотел заполучить эту вещь ради собственных амбиций. Надеялся, вернув ее Сатане, возвыситься в глазах своего хозяина и занять прежнее положение. Ирония заключалась в том, что Сатана и сам пытался примириться с Богом. Опасность была так велика, что эти двое решили забыть все свои разногласия.
Но Клостергейм просто не был способен работать на общее благо. Он считал, что обязан сам заполучить Грааль, иначе не увидит уважения в глазах своего хозяина. Если честно, эти сложные и противоречивые отношения с Сыном зари для меня оставались за гранью понимания.
Белый Ворон не увидел всех пакваджи. Третий отряд напал на нас за излучиной реки – около сорока пигмеев, вооруженных луками. Они перешли реку по дну, как бобры, и возникли прямо за нашими спинами. Нам повезло, что их луки оказались не слишком дальнобойными, да и сами пигмеи стреляли плохо.
Мы прикрывали Белого Ворона, пока он седлал Бесс, прилаживал ремни и сбрую и удостоверялся, что все приторочено как надо. Каноэ прикрывало нас со спины, как щит.
Новый отряд я держала на расстоянии при помощи лука. И могла даже стрелять в них их же собственными стрелами, только от их коротких стрел было мало толку. Идеальные стрелы Айанаватты, тонкие и длинные, использовать было одно удовольствие. Они били точно в цель, словно зачарованные. Но этого было недостаточно. Пакваджи отстреливались все реже. Постепенно они сжимали кольцо.
