Мне снилось, что Илиана чем-то обеспокоена. Она увидела конец своего мира. Смерть всего живого. Как высохнет дерево, ставшее ее домом, а затем наступит и ее конец. Она воззвала к своим предкам и духам своего мира. Она призвала их на помощь в последней битве. Она обращалась к существам, которых называла среброкожими, и, просыпаясь, вспоминала историю По д’Аржана из Корнель Бланк, серебряного человека, принца фей, которого какатанава называли Белым Вороном.
Когда я проснулась, сон ускользнул от меня. Я попыталась удержать его, поскольку где-то в глубине сознания меня тревожила какая-то мысль, что-то, что связывало Белого Ворона с кем-то или чем-то, – смутное воспоминание, может быть, из детства. Я все больше начинала убеждаться в том, что мы все-таки родственники.
Я посмотрела на лицо спящего юноши-альбиноса. Он заснул глубоко, но я знала, что в любой момент Белый Ворон может проснуться. Я старалась даже не дышать, боясь, что он примет любой изданный мною звук как тревогу. Что мне такое снилось, связанное с ним? Какие кусочки воспоминаний он оставил во мне? Я придвинулась к огню. Изо рта вырывался белесый пар. Я поплотнее завернулась в бизонью накидку и вскоре согрелась.
Наконец я снова заснула. Утром я увидела, что прошел снег. Плотные дубовые ветки защитили нас. Мы очутились в льдисто-золотисто-зеленом дворце со множеством покоев. Мы смотрели на прерии, очищенные первым зимним снегопадом. Сидя у веселого костерка и размышляя о безбрежности снега, Белый Ворон радостно вынул трубочку и, как только убедился, что мы проснулись, достал маленький барабан и запел.
За долгие годы путешествий по мирам мне редко встречались голоса столь же прекрасные, как у Белого Ворона. Песня струилась среди ветвей и сверкающих сосулек. Ей согласно вторило эхо, пока вся роща не запела вместе с ним. Они пели о древних тлях, горьких истинах и золотых грезах. Скорбные напевы обо всем, что когда-либо было утрачено. Об утре и дневных часах, о месяцах и смене времен года. Пока они пели, я не могла перестать плакать, так прекрасна была песня. Айанаватта стоял выпрямившись, сложив руки на груди, слушал внимательно и напряженно. На нем были лишь татуировки, штаны, украшения и набедренная повязка из вышитой бисером тонкой кожи. Медная кожа его сияла в чудном свете, грудь вздымалась, мышцы напряглись, он целиком отдался музыке.
Бесс с геройскими перьями за ухом тоже встрепенулась, услышав песню, словно ощутила, что ничего дурного ей не грозит. Но песня не только приносила покой, в ней чувствовалась сила. И предназначение.
Сквозь ледяные линзы я увидела, как что-то движется на горизонте. Постепенно я разглядела детали. Зверь быстро несся в нашу сторону, а затем резко остановился в десяти ярдах от того места, где все еще пели Айанаватта и Белый Ворон.
Я не могла точно определить его размер, но зверь, которого они призвали, казался громадным. Он – она, мощная белая буйволица, настоящее тотемное животное, воплощение богини племени какатанава – смотрела на нас взглядом серьезным и любопытным, и на нее снова, словно прозрачным занавесом, медленно падал снег. Ее глаза с красными ободками гордо и властно глядели прямо на меня. В них я увидела признание. Она рыла копытом снег, из ноздрей вырывался пар.
Бесс подняла хобот и протрубила, отчего лес затрясся, а лед начал трескаться и падать с ветвей. Белая буйволица встревоженно покачала головой, развернулась и быстро поскакала прочь по глубокому снегу.
Айанаватта был доволен. Он тоже увидел буйволицу. Радость переполняла его. Он сказал, что все разворачивается как надо. Бесс предупредила буйволицу о том, что нас ждет опасность, и та ответила. Мощные чары защищают землю какатанава, которые защищают свой город, который, в свою очередь, защищает вечное древо. Как только мы перейдем через горы, сразу спустимся в долину какатанава. А затем мы наверняка окажемся в безопасности и сможем начать последний, самый важный этап путешествия.
У меня не было причин сомневаться в его словах. Я не стала делиться с ним своими мыслями, подчиняясь скорее красоте, чем силе его голоса. Разумеется, я знала, что нахожусь в присутствии призывающих. Мой отец тоже умел призывать Владык Высших Миров и элементалей, с которыми заключили договор его предки. Он мог призывать духов воздуха, земли, огня и воды с такой же легкостью, с какой другие могли бы вспахать борозду. Я точно не поняла, призвали ли они буйволицу или она сама пришла посмотреть на нас, услышав пение. Если она будет к нам так же строга, как к своему стаду и, несомненно, к себе, то вскоре она отдаст нам приказ. Почему у меня возникли по-настоящему сестринские чувства к животному? Неужели просто из-за того, что Айанаватта дал мне индейское имя Белая Буйволица?
Барабан продолжал издавать равномерную дробь. Белый Ворон поднялся на ноги, он раскачивался из стороны в сторону, начав танцевать. И только тогда я поняла, что имел в виду Айанаватта.
Белый Ворон открывал для нас проход. Мы пытались перейти из одного мира в другой. Земля какатанава лежит не за горами, а за пределами этого мира, именно там это странное племя таинственным образом хранит свои сокровища и секреты.
Пока он танцевал, я вдруг ощутила чье-то присутствие: он кого-то притянул, но не призывом, а ароматом своей магии. И я наконец убедилась в личности преследовавшего меня врага. Не просто элементаль, а могущественный Владыка Высших Миров, Шоашуан, Поворотный ветер, причем из здешних мест, а значит, очень опасен.
Загрохотало. Вдалеке собиралась буря, которая двигалась в нашу сторону. Небо окрасилось фиолетовым, алым и темно-зеленым. Тучи накрыли горизонт легкой вуалью, а затем снова сгустились, угрожающе завыли, образуя знакомую ухмыляющуюся, изменчивую фигуру разрушителя – Шоашуана, демона ветра, Сына Крадущего, Владыки ураганов, безраздельного хозяина прерии, пред кем бессильны все духи и твари равнин. Владыка Шоашуан во всем своем величии – извивающийся, крутящийся, кричащий. В его кружащемся теле проглядывало нечто звериное.
По правую сторону от Несущего разрушение стоял Двуязыкий, тело его горело – он кормил своей жизнью призванного духа. Ипкаптам не смог бы продержаться слишком долго. По другую сторону от разъяренного духа маячила мрачная фигура почти замерзшего Клостергейма, его потрепанный плащ из бизоньей шкуры хлопал и трещал от бушующей силы его нового союзника.
Он, наверное, умер на месте, превратившись в кусок льда.
Губы его раздвинулись, обнажив зубы.
На мгновение мне показалось, что он улыбается.
А потом я поняла, что он глубоко напуган.
Глава седьмая
Белый путь
Иди путем, что серебром блестит,
До города, что возведен из злата.
Туда, где мировой змей погибает,
Где стонет, словно женщина, копье,
И трубка ложь любую обличает.
У. С. Харт. Песня смерти Оновеги
Лицо Клостергейма было последним, что я увидела, прежде чем крутящийся владыка-элементаль завизжал и поднялся в воздух. Его конечности и части тела размножались так быстро, что теперь он обладал сотней рук и тысячью ног, и все они вращались и вихрились. В каждой руке он сжимал дрожащий острый клинок. Жуткое звериное лицо, свирепое и разъяренное, рычало и выло, словно что-то тянуло его обратно, туда, откуда он пришел.
