– Вы знаете, что это за «пластина»? – Он назвал щит древним норманнским словом.
– Возможно, когда-то у меня была такая игрушка. Он как-то связан с моим детством? Что это? – Я взвесил его в руках. Щит казался живым и подвижным. На малый миг меня посетил образ друга, но не человека – возможно, дракона. Вещь явно была сделана не в Мелнибонэ. – Видимо, какой-то талисман. Вам его продали как чародейский щит? Возможно, это знак Хаоса или же символ сторон света. Думаю, вы слишком высоко оценили эту вещь, ярл Гуннар. И что, он должен был наложить на меня чары? Убедить, чтобы я встал на вашу сторону?
Гуннар нахмурился. Он просто мне не поверил.
– Завидую вашему самообладанию. Вы же знаете природу этого кольца! Сами себя обманываете? Или просто у вас нет памяти?
– Уж чего-чего, а памяти мне хватает. Ее даже слишком много. Самообман? Я помню, какую цену заплатил за то, что убил свою нареченную…
– Ну что ж, – сказал Гуннар, – по крайней мере, такие подавляющие и бесполезные чувства меня не омрачают. Мы с вами умрем. И оба понимаем, что это неизбежно. Но я стремлюсь к тому, чтобы эта судьба постигла одновременно и все мироздание. Если Судьба считает, что может шутить с нами, то я хочу показать ей последствия подобного заблуждения. Все в мультивселенной умрет, когда умру я. Я не могу вынести мысли, что жизнь продолжится, когда для меня наступит небытие.
Я подумал, что он шутит, и рассмеялся.
– Собираетесь убить нас всех? – сказал я. – Тяжелая задача.
– Тяжелая, – согласился он, – но нет ничего невозможного.
Гуннар взял яркую «пластину» из моих рук и положил поверх добычи. Он явно остался недоволен, словно ожидал от меня чего-то большего. Мне даже захотелось извиниться.
– Когда-нибудь вы пожелаете получить этот щит, – сказал он. – Вероятно, не в этом воплощении. Но будем надеяться.
Он не рассчитывал на мой ответ. Видимо, просто ждал, что я снизойду до его несчастий. Но мои несчастья были несколько другого порядка. Я не имел «памяти» о будущем, лишь смутные воспоминания о прошлом. Меня заботили проблемы собственного мира и амбициозный теократ, призвавший силы Хаоса, которые не смог удержать в узде. Мне нужно было освободиться от него. Нужно было каким-то образом медленно убить его. Я все еще был мелнибонийцем в душе, и мне требовалось получить удовлетворение от мести, долгой и незаметной. Чтобы достичь этого, необходимо было найти нихрэйнского кузнеца, который выковал прообраз черного клинка. Почему он должен быть тут, в этом мире, где царят невежество и лицемерие, я не знал.
Безликий капитан ввел меня в замешательство (хотя надеялся заинтриговать); голос его зазвучал зловеще, и я вспомнил о том, как он злобен.
– Всегда завидовал вашей способности забывать, – сказал он. – И меня бесит, что я понятия не имею, как вы этому научились.
Я раньше никогда не встречал этого человека. Слова его звучали полнейшей бессмыслицей. В конце концов я извинился, устроился в носовой части корабля и вскоре уже спал.
На следующий день, когда густой морской туман начал рассеиваться, мы увидели триполитанский берег. Гуннар отправил матроса на мачту, чтобы тот посмотрел – нет ли вокруг чужих кораблей и препятствий. Мало кто вышел бы в открытое море в такую погоду, но большинство здешних кораблей ходили вдоль берега, перевозя товары из одной части мавританской конфедерации в другую.
Арабы, самая богатая и образованная сила региона, принесли сюда невиданное прежде просвещение. Мавры презирали римлян как недалеких провинциалов и почитали греков как ученых и поэтов. Именно эти две противоборствующие силы принесли в мир большую часть творений искусства и культуры. Римляне были инженерами, а мавры – мыслителями Хаоса. Римляне не имели понятия о равновесии, их больше занимали мысли о власти. Подобная ситуация настолько расходилась с ритмом жизни и настроениями естественных и сверхъестественных миров, что это, казалось, неизбежно приведет к катастрофе.
Лас Каскадас, который мавры называли Хара-аль-Вадим, был гаванью в регионе, слишком полном чужих кораблей, чтобы оказаться для нас безопасным. Я молился: не захватили бы венецианцы или турки остров и не поджидали нас там. Это было крайне маловероятно. Номинально находясь под властью самой сильной из местных держав – Халифата, – Лас Каскадас был сам себе закон, и единственная гавань хорошо защищалась. Пока мусульмане-фатимиды и их соперники боролись за власть в Мекке, византийцы мечтали завладеть Римом, а к вопросу о положении Иерусалима было приковано внимание всего мира, остров находился в полной безопасности.
Берберка Роза, дама осмотрительная, предпочитала держаться в водах, на которые не претендовали ни Халифат, ни Империя. Первую крепость здесь построили карфагеняне, и даже сейчас Лас Каскадас считался безопасным местом, ибо им правила женщина. В свое время я тоже ходил с этой женщиной в плавание. Гуннар рассказал мне о ее двухкорпусном судне, которым я искренне восхищался; «Либо-либо» зимовал в Северной Африке, вероятно, в Мирадоре, у нашего общего старого союзника – морского разбойника из Уэльса, полусмертного Апа Квелча, служившего королю Этельреду. Апа Квелча хорошо знали в английских водах как хитрого врага и вероломного союзника.
Я испытал облегчение – мне не хотелось встречаться с Квелчем. Наш неразрешенный спор лучше разрешать не в Лас Каскадас, где все оружие собрано на складе в доках и заперто на замок.
Еще до того, как мы увидели остров, Гуннар велел поднять флаги; можно подумать, кто-то мог бы не узнать «Лебедя», увидев его. Вероятно, это был какой-то условный знак: Гуннар показывал защитникам города, что все еще управляет кораблем.
Ближе к полудню мы увидели Лас Каскадас, приблизившись к острову со стороны гавани. Сначала островная крепость напоминала мираж – несколько тонких серебристых полос, мерцающих в солнечном свете. Затем стало ясно, что эти полосы сбегают по склонам скал, образуя кратер огромного вулкана. Никаких признаков входа в гавань, лишь спокойная лагуна внутри. Мне вдруг показалось, что попасть на этот таинственный остров можно только с воздуха или из-под воды, но призвать сверхъестественные силы не представлялось возможным.
Я видел, какая судьба постигла эти силы, их изгнали в самые унылые уголки мира, вроде Сада дьявола, где они постепенно умирали. Когда все эти души умрут, то и Земля погибнет, так думал мой народ. Между Порядком и Хаосом много столетий шла война. Вскоре Аравия останется единственной землей, не покорившейся тонкогубым пуританам.
Гуннар вновь взмахнул рулевым веслом. Он обернул канат вокруг могучей руки и управлял кораблем, словно легкой лодкой. За скалами, охранявшими гавань, я увидел скопление домишек, церквей, мечетей, синагог, общественных зданий, базаров, а также прочие признаки процветающего города, расположившегося почти вертикально на склонах гор.
Он стоял по обе стороны от гавани. Каскады рек и водопадов, в честь которых его и назвали, сверкали и струились меж строений и валунов. Весь остров блестел, как серебряный слиток. Домишки пастельных тонов утопали в зелени и последних цветах лета. На крышах и балконах, в садах и виноградниках люди поднимались посмотреть, как мы входим в морские врата Лас Каскадас.
