Я спросил Клостергейма, в чем причина столь неуютной обстановки. Он заверил меня, что опыт будет увлекательным и поучительным. Гуннар заявил, что если бы он знал, что произойдет нечто подобное, то с мечом в руке принудил бы этих ублюдков к сотрудничеству. Поняв по тону голоса, о чем он говорит, Ипкаптам незаметно усмехнулся. На мгновение его понимающий взгляд пересекся с моим.
Когда мы все зашли, полог задернули и завязали, и сразу стало намного жарче. Я держался как мог, помня, что в жару порой теряю сознание; у меня уже начала немного кружиться голова.
Клостергейм сел слева от меня, Гуннар справа, а шаман пакваджи прямо передо мной. Довольно странный совет собрался в хижине из бизоньих шкур. С шестов свисали всевозможные сушеные гады и отвратительно пахнущие травы. В мирах снов мне встречались способы поиска мудрости и похуже, но пахли они не в пример приятнее. Мозг мой никак не мог припомнить, случалось ли мне уже побывать на подобном совете. Ипкаптам в головном уборе из белых перьев, в бусах из бирюзы и малахита, медных браслетах и с шаманской котомкой со всем ее содержимым выглядел весьма внушительно. Он отдаленно напомнил мне Предков, богов, говоривших со мной в Саду дьявола. Я отчаянно пытался вспомнить их слова. Вдруг они сейчас пригодятся?
Шаман достал большой плоский барабан и начал бить в него – с оттяжкой, медленно и ритмично. Из груди его рвалась песня. Она предназначалась не для нас, а для духов, которых он призывал для проведения ритуала. Большая часть слов и переливов голоса были вне досягаемости даже для моего, весьма чуткого, слуха.
Клостергейм наклонился над костром и плеснул воду на разогретые камни. Они зашипели, исходя паром, и напев Ипкаптама стал еще громче. Я дышал глубоко и ритмично, но это давалось мне с трудом. Шрам на лице шамана, который казался мне неровной раной, теперь обрел форму. Из-под его лица будто показалось другое, зловещее и насекомообразное. Я попытался вспомнить то, что знаю. Меня тошнило, голова кружилась. Может, пакваджи вообще не люди? Может, они просто похожи на людей? По словам Клостергейма, подобные сомнительные создания здесь не редкость.
Я чуть не потерял сознание, но меня взбодрил изменившийся голос Клостергейма. Он запел, как монах, на греческом излагая историю о пакваджи и их сокровищах. Подбросил дров в костер, подул, пока камни не раскалились докрасна, а затем снова плеснул на них воды. Огонь вновь заплясал, отбрасывая тени, жар усилился настолько, что я не мог ясно думать. Все силы уходили на то, чтобы оставаться в сознании.
Бой барабана, ритмичная песнь, странные слова, – все это завораживало. Я терял контроль над собой. Неприятное ощущение, и я уже испытывал его раньше – эта мысль меня отчего-то подбодрила. Я надеялся, что есть некая высшая цель и ради нее можно и потерпеть неудобства.
В юности, проходя обучение, я поучаствовал во многих подобных ритуалах. Поэтому не стал удерживать свое сознание и позволил себе окунуться в темную безопасность жара и теней, пения и ритмичных ударов. Назвав это безопасностью, я имел в виду нечто вроде смерти. Все мирские и материальные заботы исчезают. И человек остается один на один с собственной жестокостью и потребностями, став их жертвами. Человек может по-настоящему изучить реальность своей души, осудить самого себя, испытать раскаяние и простить. В этой довольно странной психической спирали ты получаешь искупление или рождаешься вновь, очистившись, и в этом состоянии тебя посещают видения. Откровения часто бывают результатом подобных ситуаций. Ипкаптан извинился за то, что традиционной курительной чаши из красного камня, принадлежавшей его племени, больше нет, и, достав большую церемониальную трубку, разжег ее щепкой из костра. Он повернулся ко всем сторонам света, начав с востока, распевая что-то непонятное и раскуривая трубку. Затем поднял ее вверх. Снова начал петь и выпускать дым. А потом передал трубку Клостергейму – тот знал, что с нею делать.
Теперь Ипкаптам начал говорить о великом прошлом своего племени. Раскатистым голосом он описывал, как Великий Дух создал его народ глубоко под землей. Первые существа, сделанные из камня, были сонными и двигались медленно. Они, в свою очередь, создали людей, чтобы те им служили, а затем великанов, что защищали их от мятежников. Люди убежали от великанов в другую землю, землю пакваджи.
Маленькие пакваджи были слишком слабы, чтобы драться с врагами, и ушли под землю. Великаны не стали их преследовать. И высокие люди тоже не стали преследовать пакваджи, и вскоре они стали заодно и с людьми, и с великанами.
Все были равны и имели дары, которыми служили другим. Утроба Матери Земли грела их, и пакваджи не нуждались в огне. Еды хватало. Они жили в мире. Каждый год племя доставало Вечную трубку, курительную чашу из красного камня, которую они завоевали в войне с зелеными людьми, и поклонялось Духу. Трубку курили в каждом племени и во всех народах, созданных Духом. Ее наполняли отборными травами и ароматной корой, и ее не требовалось разжигать. Даже люди-медведи, люди-барсуки, люди-орлы и все другие народы долин, лесов и гор приглашались на это великое собрание, где укреплялись их узы. Все жили в гармонии и взаимном уважении. И только в мире духов случались распри, но их войны не затрагивали ни землю пакваджи, ни земли высоких людей и великанов.
Я вдруг осознал, что слышу не Клостергейма с его греческим, а самого Ипкаптама, его голос и его родной язык. Ипкаптам установил ментальную связь, и я начал понимать их язык. И теперь его слова находили прямой путь к моему разуму.
Со словами у меня в голове возникли и образы. Они казались вполне знакомыми. Я быстро воспринимал их и понимал. Я узнавал всю историю народа, его взлета, и падения, и нового взлета. Я слушал их легенды. Может быть, я узнаю о потерянном мече, который ускользает от владельца или убивает его?
Вода снова пролилась на камни. Трубка переходила по кругу. Я научился вдыхать странный дым, и ощущение реальности погасло еще сильнее.
Черты лица Ипкаптама казались мордой гигантского муравья, а убор из перьев – усиками-антеннами. Мне не хотелось терять ни жизнь, ни рассудок. Я делал вид, что вижу лишь его человечью маску. Мне вспомнилось учение одного народа, среди которого я недолгое время жил, они называли своего бога Первоначальным Насекомым. Считалось, что он – первое сотворенное существо, Саранча. Легенда гласила, что саранча не могла есть, и тогда духи создали лес, где она могла питаться. Но саранча была так голодна, что съела весь лес и теперь не могла делать больше ничего другого. И если бы ее не остановили, она могла съесть весь мир, а затем и себя.
Ничего зловещего в легенде шамана о его народе я не заметил. Возможно, нечто зловещее было не в ней, а в рассказчике. Может быть, Двуязыкий узнал все это не от своих предков. Тем не менее я продолжал слушать.
От пара и дыма я едва не терял сознание. Сердце екнуло, когда великая трубка мира из красного камня опять пошла по кругу. И снова ее возносили духам четырех ветров. Клостергейм коротко затянулся, выпустил дым и передал трубку мне. Я вдохнул ароматы коры и листьев и внезапно оживился. Словно дым потек по всему телу, по жилам и костям, поселился во мне, наполнив ощущением благополучия, не оставив никаких побочных эффектов, которые оказывали на меня наркотики. Наркотики питались моим духом, а я черпал в них энергию. Трубка же была наполнена натуральными растениями, высушенными, но не ферментированными. Казалось, что одной глубокой затяжкой я вдохнул в себя все полезные свойства природы и почувствовал себя бодрым и окрепшим.
