Вне всяких сомнений, конь мой был рад нести седока. Он нетерпеливо перебирал копытами, готовый сорваться в галоп. По совету Лобковица я повел жеребца по кругу. Нихрэйнский скакун шел шагом по явно знакомому манежу, встряхивая прекрасной черной гривой и фыркая от удовольствия. Я заметил, что, когда конь двигался, от него исходил резкий кисловатый запах. Обычно такой бывает у диких хищников.
Лобковиц молча ехал следом, внимательно следя за тем, как я управляюсь с животным. Он похвалил мое умение держаться в седле, что меня рассмешило. Мои отец и братья поставили на мне крест как на худшем наезднике в семье!
Пока мы ехали по манежу, я умолял его рассказать мне об Уне и том, где она находится. Но Лобковиц попросил меня понять его скрытность. Знание будущего может изменить его, а наша задача как раз и заключается в том, чтобы не изменить его, а обеспечить, по крайней мере в одном мире, чтобы оно стало именно таким, каким я хочу его видеть для себя и своих близких. Он сказал, что я должен доверять ему. Пусть и неохотно, но я согласился. Сказал, что у меня нет причин ему не верить, но голова моя пухнет от множества вопросов и неизвестности.
Сепириз вернулся с мечом в ножнах. Равенбранд, который Элрик называл Буреносцем? Или меч-близнец, Клинок скорби? Сепириз не сказал.
– Силы мечей равны. Сила других воплощений меча тем слабее, чем они дальше от источника. Именно так и случилось, – сказал он. – Какатанава уже вернулись домой. Круг сужается. Держите.
Я протянул руку, чтобы взять меч, и мне послышался слабый стон, но, возможно, у меня просто разыгралось воображение. Однако, как только рукоятка легла в ладонь, я почувствовал знакомую вибрацию. Машинально я пристегнул ножны к тяжелому седлу и сказал:
– Что ж, я готов отправиться в путь, хоть карты у меня нет и цель путешествия весьма таинственная, да и спутник мой, так же как и я, не знаком с этой землей. Вы слишком сильно в меня верите, Сепириз. Хочу напомнить: я все еще сомневаюсь в ваших мотивах и в вашей роли в том, что моя жена подверглась опасности.
Сепириз принял мои доводы, но явно не собирался объясняться дальше.
– Только в случае если ваше путешествие обернется удачей, вам откроется новая истина о мечах, – сказал мне черный провидец. – Но если вам все-таки удастся исполнить свое предназначение и послужить целям Судьбы, я обещаю: то, что вы услышите и увидите, вас непременно воодушевит.
И после этих слов Лобковиц прикрикнул, пришпорил коня, и мы отправились в путь. Нужно было выбраться из Нихрэйна до нового извержения, которое грозило разрушить подземный город окончательно. Сепириз со своими братьями собирался отправиться в мир, чтобы исполнить очередную часть своего сложного предназначения.
Мне ничего не оставалось, как последовать за князем. Лобковиц обнял коня за шею и на невероятной скорости пронесся из огромного амфитеатра и вдоль коридоров с алыми стенами с черными и белыми прожилками, затем по бирюзовым, молочно-опаловым и рубиновым туннелям. На всех стенах повторялись одни и те же резные узоры – искаженные страданием умоляющие лица. Глаза их жаждали хоть какого-то милосердия. Масштабные сцены тянулись на многие мили, ни одна детально вырезанная фигура не походила на другие. Пейзажи жуткой красоты, исполненные изощренного ужаса и чудовищной симметрии, вставали перед нами и тут же исчезали, когда мы проносились мимо. Может, так и задумывалось – чтобы творческие порывы создателей лучше всего можно было оценить, сидя на боевом коне, мчащемся галопом?
Я начинал верить в то, что оказался в каком-то фантастическом сне, ночном кошмаре, и пробуждение неизбежно. Затем вспомнил все, что узнал от Уны, и понял, что могу никогда не проснуться и больше не увидеть жену и детей. Меня охватила ярость, в душе вспыхнул праведный гнев на Судьбу или какую-то другую, менее абстрактную силу, которой служили Сепириз и ему подобные.
Все свои чувства я выплеснул в бешеной скачке, следуя за мастером верховой езды Лобковицем по туннелям, залам, коридорам, сверкающим алмазами, сапфирами и сердоликами; мы неслись вниз по долгим склонам, скакали вверх по лестницам, и копыта наших коней ни разу не коснулись дороги, по которой мы скакали. Я охнул и приготовился падать, когда мы впервые перепрыгнули с одной горы на другую. Во время второго прыжка я уже доверял скакуну, уверенно несущемуся по невидимому ландшафту.
Мы галопом пронеслись по океану лавы, сквозь реки пузырящейся пыли, над мраморными бассейнами с голубыми прожилками, то ослепленные ярким огнем, то погруженные в чернильную тьму. Огромные черные кони не знали усталости. Когда мы проезжали ледяные пещеры, из лошадиных ноздрей вырывался пар, но в остальном их не беспокоили никакие естественные препятствия. Теперь я понимал, насколько ценных животных дал нам Сепириз.
При всех моих тревогах я начал ощущать старый знакомый восторг. Меч на моем боку уже окутывал меня своей жаждой крови, передавая мне ощущения, которые я испытаю, если выну его из ножен. Я не осмеливался сделать это, ибо знал, во что превращусь, какое удовольствие я получу и каких душевных мук оно будет мне стоить.
Меня переполняли страх и желание. Даже зная, что прямо сейчас моя жена в опасности, я жаждал вновь ощутить в руке рукоять клинка и вкусить самый ужасный наркотик в мире – жизненную силу своих врагов. То, что некоторые называют душой. Дух Элрика вместе с духом меча угрожали подавить ту часть меня, что являлась Улриком фон Беком. Мне и так уже не терпелось вступить в бой – верхом на великолепном коне рубить и пронзать, резать и вонзать, возносить руку и нести смерть тем, кого выберет меч.
Все это ужасало Улрика фон Бека, этот образец либерального гуманизма. И все же, возможно, современный человек с его рациональностью не особенно подходит для того, чтобы иметь дело с такой окружающей реальностью. Мне следовало отдать бразды правления Элрику.
Но если я это сделаю, думал я, то в каком-то смысле брошу свою жену и детей. Я должен держаться за гуманиста, каковым и являюсь, даже когда где-то поблизости рыщет Элрик, готовый одержать верх и сделать меня добровольным орудием своего неистового желания убивать.
Желал бы я никогда не знать это существо и не полагаться на его помощь! Хотя, не столкнись я с Элриком и его судьбой, то не был бы сейчас женат на его дочери Уне, которую мы оба любили, пусть и каждый по-своему. По крайней мере, в этом мы были едины. Более того, последний император Мелнибонэ спас меня от пыток и унизительной смерти в нацистском концлагере.
Последняя мысль помогла мне сохранить внутреннее равновесие, пока нихрэйнский скакун несся из глубин все выше и выше, в ревущую пропасть, а затем снова вниз – по черному сланцу, потокам красной лавы, сквозь дождь из бледного пепла. Нихрэйнские кони продолжали следовать своим собственным путем, параллельным этой реальности. Резкий запах пота и серы бил в ноздри. От шеи мощного животного шел пар, напряженные мускулы раздулись, когда конь спустился по склону черной горы, а затем выехал в мир, где ночь уступила место рассвету, а безжизненный пепел сменился холмистыми лугами с рощицами дубов и вязов.
